Джиоев Илларион: один из плеяды героев
Джиоева Иллариона Николаевича я хорошо помню. Его пышные усы вызывали восхищение, а от старших иногда слышал о нём уважительные отзывы; он был из коренного круга цхинвалцев, часть живой истории революции, Великой Отечественной войны, честного труда во имя родины.
В 1987 году, на 70-летие Великой Октябрьской социалистической революции, в Цхинвале вышла в свет книга «Борцы революционного движения в Юго-Осетии». На страницах 166 – 167 есть фотография и краткая биография и Иллариона Николаевича, привожу её здесь для ознакомления:
«Красный партизан. Родился в 1903 г. в с. Морго Джавского района. Начальное образование получил в Джаве. В 1918 г. вступил в ряды РКП(б). Активный участник Юго-Осетинских восстаний 1918, 1919, 1920 годов. Затем эмигрировал в Северную Осетию. Здесь в составе 2-ой Юго-Осетинской бригады сражался против белогвардейцев под Бургустаном. После установления Советской власти Джиоев был назначен на ответственные посты – работал на шахтах Садонского рудника, затем учился в Цхинвальской Совпартшколе, по окончании работал Ортевского, затем Джавского райкомов комсомола. С 1927 по 1931 гг. учился в Комвузе, а позже в аспирантуре. По окончании её работал членом пропагандистской группы ЦК ВКП(б) на нефтяных промыслах в Грозном. С 1933 по 1937 гг. заведовал отделом Черемховского горкома партии Восточно-Сибирского края. Участник Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг., имел правительственные награды. С 1947 по 1980 гг. работал преподавателем Юго-Осетинского госпединститута. Умер в 1981 г.»
За тридцать лет до цитировавшегося издания, в 1957 году, в Сталинире вышла в свет книга «Воспоминания участников гражданской войны в Юго-Осетии 1917 – 1921 гг», под редакторством Габараева С. Ш. и Ванеева З. Н.; в предисловии к книге указывается, что «воспоминания, публикуемые впервые, были собраны И. Н. Цховребовым»
В числе прочих, на с. 220 – 225 опубликованы краткие воспоминания Иллариона Николаевича, под именем которого в скобках поясняется: «Партизан» – так тогда называли бойцов осетинских отрядов сопротивления; привожу их также:
«В 1919 году меньшевики Грузии, разгадав план всеобщего вооружённого восстания в Грузии, назначенного Кавказским Краевым Комитетом на 24 сентября, начали отправлять по всем уездам карательные отряды. Меньшевистском отряду численностью около 1500 человек под командованием Химшиашвили удалось занять Джавский район, в частности сёла Гуфта, Мсхлеб, Джава, Тонтобет и др.
По указанию Юго-Осетинского Окружкома партии партизанские отряды под командованием Тедеева Кизо, Цховребова Габо, Кочиева Тате, Санакоева Ивана, Санакоева Васо, Санакоева Михака, Карсанова Писра, Гаглоева Тото, Цховребова М. Н. и других заняли все высоты Джавского района. Общее командование партизанами было возложено на Санакоева Мате. Окружком партии и штаб партизанских отрядов был расположен в лесу Кастау на возвышенности. Я всё время находился при Окружкоме в качестве разведчика.
Санакоев Мате и Санакоев Михака поручили мне разведать месторасположение, численность и огневые позиции противника и установить связь между партизанскими отрядами правой и левой стороны реки Б. Лиахвы. При разведке было установлено: один отряд противника, численностью около 300 солдат, занял здание школы и церковные пристройки села Мсхлеби, установив пулемёт у колокольни церкви. Другой отряд, около 500 человек, расположился в помещении начального училища. Третий отряд и один эскадрон кавалерии, около 700 человек, заняли село Джава. Штаб противника находился в доме Тедеева Цопана. Артиллерия, в количестве 4-х пушек, была расставлена в поле недалеко от Джавы, напротив села Шушита. Все эти данные были доставлены мною в штаб командования.
Руководствуясь решением ККК, Окружной комитет партии разработал план разгрома противника: партизанские отряды должны были в 3 часа ночи одновременно со всех сторон атаковать противника и ликвидировать его. Санакоев Мате собрал всех командиров партизанских отрядов на совещание выше села Тонтобет для более точного ознакомления с местностью и расположением противника.
В это время меньшевистский отряд стал подкрадываться к месту совещания. Я, возвращаясь с донесением в штаб партизан, заметил его и сообщил об этом Мате. Произошла маленькая перестрелка с противником. Мы взяли в плен 3 солдат, в том числе одного раненого.
Накануне восстания Санакоев В. А. вернулся из Тбилиси; его чуть не арестовали меньшевистские агенты на станции Гори, но Тедеев М. и другие товарищи помогли ему скрыться.
Вечером в лесу состоялось совещание Окружного комитета партии, на котором Санакоев В. А. объявил решение Кавказского Краевого Комитета об отсрочке вооружённого восстания. Здесь же было решено перенести руководящий центр вооружённого восстания в село Рук, сохранит за собой Рукский, Кемультский и Кударский районы, куда и перебросить основные силы партизанских отрядов.
8 мая 1920 г. восстали крестьяне Рукского района, свергли меньшевистскую власть в районе и объявили Советскую власть. На помощь восставшим крестьянам прибыла из Владикавказа первая Юго-Осетинская бригада под командованием Санакоева Мате. 5 июня она заняла позиции в Дджавской, Рукском и Кударском районах. До этого командование бригады выслало отряд, который занял Кехвский проход и отрезал пути отступления меньшевистских войск в сторону Цхинвали.
6 июня утром на рассвете бригада перешла в наступление, и к 12 часам весь этот район был очищен от меньшевистских войск. 1, 3, 4, 5 и 7 роты под командованием Тедеева Кизо, Кочиева С., Козаева Гора, Кочиева Тате, Цховребова Габо, Козаева И. и других разбили Джавскую и Мсхлебскую группировки противника, взяв в плен около 550 человек: 79 человек было убито и 108 ранено. Наша вторая и восьмая роты под командованием Карсанова Писра и Гаглоева Тото вместе с восставшими крестьянами разбили один батальон противника в районе Ниниа – Морго – Сер. Меньшевсисткий отряд, занимавший Хвце – Кроз, почти полностью был ликвидирован двигавшимися из Рукского ущелья отрядами.
В этих боях особо отличились бойцы и командиры Тедеев Кизо, Карсанов Писр, Цховребов Габо, Гаглоев Т., Качмазов П., Джиоев Р. И., Джиоев И., Бекоев Д., Котолов Р. Г., Котолов Н. С., Котолов Н., Джиоев Г., Цховребов Сардо, Цховребов М. Н., Цховребов Сави, Цховребов Чачи, Цховребов М., Тедеев Н., Кочиев Н., Кочиев Д., Санакоев В., Санакоев Б., Санакоев М., Цховребов В., Бязров Н., Остаев А., Алборов С. и многие др. К вечеру 7 июня были освобождены Корнисский, Ортево-Белотский, Цунарский, Цхинвальский районы. Повсюду народ торжествовал победу над врагом.
8 июня 1920 г. в Цхинвале на многолюдном митинге член Юго-Осетинского Окружкома Джатиев А. М. под бурные аплодисменты присутствовавших провозгласил Советскую власть в Юго-Осетии. Митинг прошёл с большим политическим подъёмом.
После этого, предвидя, что меньшевистские войска могут перейти в контрнаступление, повстанцы начали готовиться к обороне, в особенности в Ортево-Белотском, Цхинвальском, Цунарском и Корнисском районах. Все высоты были заняты частями бригады. Вторая рота под командованием Карсанова Писра стояла в районе Ередви – Кохат. Район Кохат – Ванати с левой стороны обороняли восьмая и девятая роты под командованием Санакоева Ивана, Джиоева Андрея, Котолова Н., Котолова Н. С. и Тедеева Кизо; в районе Гуджабаури – Цунар были расположены третья, четвёртая и пятая стрелковые роты под командованием Кочиева Сандро, Козаева Гора, Кочиева Тате и Козаева И.
Грузинское меньшевистское правительство во главе с Ноем Жордания решило огнём и мечом подавить революционное движение трудящихся Юго-Осетии, боровшихся за Советскую власть. С этой целью оно стянуло большое количество войск, которые перешли в контрнаступление против повстанцев.
11 июня в 7 часов вечера над боевыми порядками повстанцев появился самолёт противника. Командиры приказали не открывать огонь, чтобы не раскрыть линию обороны. Самолёт, сделав несколько кругов в указанном районе, улетел в сторону Гори. Мы просидели в окопах всю ночь.
12 июня утром на рассвете меньшевистская артиллерия открыла огонь по переднему краю нашей обороны в районе Прис – Ередви – Кохат.
Меньшевистская армия наступала тремя колоннами: группа под командованием Кониева наступала с правой стороны Цхинвала в направлении села Корнис, вторая группа под командованием Химшиашвили наступала в центре на Цхинвал, третья группа под командованием Джугели наступала по направлению Ортев – Гери – Цру – Чимас. Основной удар противника был сосредоточен в этом районе. Здесь противник стремился выйти в район Цру – Чимас и разбить наши части в Цхинвальском, Корнисском и Джавском районах. Командование повстанцев, своевременно разгадав план противника, сумела вывести части из-под его удара.
Огневые позиции артиллерии противника были расположены: шесть пушек северо-западнее села Тирдзниси в направлении Гори в садах, а два орудия в районе села Арбо. Артиллерийский обстрел по нашей обороне длился около двух часов. Потом перешла в наступление пехота противника: она шла цепью в три ряда. Подойдя к нам на расстояние ружейного выстрела, она открыла огонь. Мы встретили их массированным огнём. Они залегли, потом снова пошли в атаку. Так они подходили к переднему краю нашей обороны.
Разгорелся бой. Я мой односельчанин Джиоев Резо находились на склоне за большим каменным домом в селе Ередви и вели огонь по противнику. С правой стороны от нас были Джиоев Разден, Котолов Разден, Джиоев Г. Д. и другие. Через три часа противнику удалось прорвать нашу оборону на стыке между второй и восьмой ротами в районе села Прис. Он стал обходить наш левый фланг, что создало угрозу окружения наших частей. Мы были вынуждены оставить линию обороны и отступить в направлении Джавы.
По приказу командования наши части отступили до рубежа Дампалет – Кехви – Дзарцеми, где было решено организовать оборону и приостановить дальнейшее наступление противника. В Дзарцеми разведчик доложил Санакоеву Мате о занятии противником, двигавшимся в направлении села Цру, Ортеви и Гери. Так создалась угроза окружения джавской группировки партизан. Санакоев Мате приказал перенести оборону на следующий рубеж, в район Ванел – Кусчита.
В этот день к вечеру сильные бои разгорелись в районе Кехви. Первая рота под командованием Тедеева Кизо подпустила противника близко к себе и открыла сильный ружейно-пулемётный огонь, в результате чего противник потерял около роты солдат убитыми и ранеными.
Меньшевистская армия по пути продвижения беспощадно громила и сжигала осетинские сёла. Она не щадила ни детей, ни стариков, ни женщин. Это было страшное зрелище.
Трудящиеся Юго-Осетии вынуждены были подняться со своих веками насиженных мест, бросив свои дома и имущество, и переходить через Главный Кавказский хребет в Терскую Советскую республику.
Все ущелья и перевалы были переполнены беженцами. Трудно описать те ужасы и лишения, которые им пришлось испытать.
Партизанский отряд под командованием М. Санакоева в количестве 30 человек (Санакоев М., Джиоев Бзе, Парастаев Тембол, Джиоев Разден, Санакоев Роман, Гассиев Джета, Плиев Николоз, Гаглоев Тото, Джигкаев Петре (пулемётчик), Санакоев Васо, Качмазов Н., Джиоев Д. М., Гаглоев Захар, Джиоев И., Плиев В., Амаян, Плиев Ило, Санакоев Саша и другие), прикрывавший беженцев, проявил исключительную отвагу.
23 июня с утра до вечера они непрерывно отбивали атаки превосходящих сил противника.
Вечером, когда уже стемнело, отряд снялся со своих боевых позиций и ушёл вслед за беженцами на Северный Кавказ.
Однако меньшевикам Грузии недолго пришлось господствовать. Народы Грузии, в том числе и трудящиеся Юго-Осетии, под руководством Коммунистической партии, при братской помощи великого русского народа, в феврале 1921 года свергли антинародное правительство меньшевиков и установили Советскую власть».
Популярность в Цхинвале пышноусого героя-партизана подвигла на изготовление его скульптурного изображения талантливого осетинского скульптора Василия Николаевича Кокоева – первого профессионального скульптора Южной Осетии. К 100-летию со дня его рождения в Национальном музее Республики Южная Осетия состоялась выставка его работ, где в числе прочих был и бюст «Участник Гражданской и Великой Отечественной войн Илларион Джиоев», гипс, 43х28х32, изготовленный в 1979 году, т. е. прижизненный бюст, за два года до смерти Иллариона Николаевича. На выставке была презентована книга – альбом о жизни и творчестве скульптора: «Василий Кокоев. Жизнь и творчество» (Владикавказ, 2021), изданный по инициативе и при поддержке Фонда культуры им. Г. С. Котаева (Председатель – Е. Г. Котаева), с предисловием кандидата искусствоведения, Заслуженного деятеля науки РЮО М. Г. Плиевой.
Много лет назад кто-то из цхинвалских друзей, знающий о моём профессионально-научном интересе к нашей истории, передал мне 112-страничный текст воспоминаний И. Н. Джиоева, отпечатанный на пишущей машинке, второй экземпляр, в ручном переплёте:
На нулевой странице отпечатано:
Д Ж И О Е В И. Н.
ВОСПОМИНАНИЯ В СВЯЗИ С 50-ТИ
ЛЕТИЕМ ПОБЕДЫ ВЕЛИКОЙ ОКТЯБРЬ-
СКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮ-
ЦИИ
(Краткий очерк)
гор. Цхинвал, 1967 г.
К большому сожалению, листок бумаги, на котором я записал имя человека, передавшего мне воспоминания И. Н. Джиоева, и дату этого события, не сохранился – он был утрачен вместе с частью моего личного архива при попадании снаряда 9 августа 2008 года в дом моей тёщи Л. В. Келехсаевой. Надеюсь, что данная публикация его воспоминаний станет известна тому человеку, и он даст о себе знать, за что я был бы глубоко признателен.
Чтение воспоминаний И. Н. Джиоева никого не оставит равнодушным: своим бесхитростным повествованием он передаёт живое ощущение изломов того времени, где ему довелось жить и действовать.
Именно – действовать, ибо Илларион Николаевич в этом отношении является типичным, классическим представителем южных осетин, всегда отличавшихся стремлением быть в гуще событий, самим, своим непосредственным участием творить историю своего народа и собственную судьбу. Эту ценнейшую черту национального характера поколение Иллариона Джиоева сумело передать следующему поколению, представителем которого я имею честь быть и лично свидетельствую: тащиться по обочине жизни у нас считается зазорным. Надеюсь и уверен, что и мы сумели передать эту эстафету, потому что в августе 2008 года наша молодёжь в полной мере обнаружила эту способность к творению исторического бытия, приняв смертельный неравный бой с грузинской армией вторжения и победив в беспощадных боях с агрессором.
Джиоеву Иллариону Николаевичу мы можем сейчас лишь выразить глубокую благодарность за беззаветный патриотизм, за честность и мужество, за служение своей великой Родине – СССР, и сыновнюю любовь к Родине малой – Южной Осетии.
Рухс дзæнæты бад, Илларион! Дæ ном рох нæу!
Коста Дзугаев
Мой дед Джиоев Павел Бажоевич имел от первой жены Маргиевой одного сына Кола, которого в 13-летнем возрасте отдал в ученичество по сапожному делу в уездный город Гори. Сам он в то время служил в пограничной охране на турецкой границе с Арменией.
О начале революционной деятельности моего отца пока ничего не известно. По имеющимся документам, он является членом Цхинвальского районного комитета картлинской организации РСДРП. Я помню только то, что его партийный билет в 1926 году находился у Санакоева Искандера, проживающего в селе Шушита Джавского района. По рассказам Искандера, он его нашёл у себя дома, спрятанным в деревянной шкатулке. В партбилете было указано наименование социал-демократической организации, фамилия, имя и отчество отца и уплата членских взносов в размере 3-х копеек в месяц. После этого куда партбилет моего отца Искандер дел, неизвестно.
По архивным данным и рассказам очевидцев, мой отец Кола первый раз подвергся аресту со стороны властей примерно в 1904 году за проводимую революционную работу в Хашури. Мой двоюродный брат Джиоев Разден Ильич, проживающий ныне в городе Цхинвали, по Комсомольской улице в доме номер 23, рассказывал, как мой отец в 1905 году с несколькими товарищами откуда-то в хурджинах (сумках) принесли оружие и спрятали в лесу, предупреждая, чтобы он никому ничего не говорил.
Второй раз он был арестован властями за участие в революции 1905 – 1907 годов, и осуждён военным судом в 1911-м году на каторгу сроком на восемь лет. Приговор утвердил генерал-адьютант граф Воронцов-Дашков, запретивший Николаю подачи кассационной жалобы.
О деятельности моего отца в революционном движении 1905 – 1907 г. г. в приговоре сказано: «Кола Джиошвили и Шакро Джиоев (Шакро двоюродный брат Санакоева Искандера – Джиоев И.) с означенной второй половины 1905 г. по 1906 г. исключительно в Горийском уезде … насильственно производили сбор денег с местных жителей, собирали сходки и произносили речи, в которых призывали население к неповиновению власти, ниспровержению существующего государственного строя и неуплате податей, а также участвовали в народном суде…»[1]
В результате этого я и мой младший брат Гиго (Георгий), который погиб в Великой Отечественной войне в 1942 году в Крыму, с малых лет остались сиротами, не знали своего отца. Впервые я его увидел в арестантском костюме в 1955 г. на фотокарточке, которую нашёл где-то в архиве сотрудник Цхинвальского музея Бязров Кузьма.
Таким образом наша мать Соломе Николаевна Джиоева с 25-ти летнего возраста овдовела и больше не вышла замуж за другого. Осталась в доме деда Павла воспитывать нас – двух сыновей.
Мы, три двора, жили на отлёте, примерно в 3-х км дальше от села Морго. Когда-то трое братьев переселились из села на склоны. Старшие братья в основном занимались земледелием, а мой дед Павле, кроме земледелия, держал ещё мелкий рогатый скот, главным образом коз. Я ещё помню – вначале их было 15 штук, впоследствии их число возросло до 100 штук.
Моя трудовая деятельность, как и у всех сельских парнишек, началась примерно с 7-ми летнего возраста в качестве пастуха. Вначале ухаживал за крупным рогатым скотом, зимой выгонял его на водопой, чистил конюшню от навоза, чистил скот два раза в день утром и вечером, давал ему корм.
Однажды, во время дачи ему корма, один из быков, очень резвый был, так ловко подхватил меня своими большими рогами и перебросил через себя, что я мигом очутился сзади у входа, сильно ушибся, бык мне чуть ребро не вывихнул. На мой плач прибежала бабушка и вынесла из конюшни на руках, ругая мужа за то, что он меня, маленького, заставлял ухаживать за скотом. Но больше всего я боялся коня Васко, вишнёвого цвета. Дед научил его пить водку, ходить за ним, как маленький ребёнок ходит за матерью. Со мной он был в особых отношениях. Бывало, как увидит меня своими большими глазами – начиналось особое представление. Подходил ко мне лихо, обнюхивал меня своей большой мордой с ног до головы, потом начинал бегать вокруг меня как лютый зверь с поднятым хвостом; отбежит в сторону, тут же повернётся назад и несёт его нечистая сила галопом прямо на меня, иногда перепрыгивал через меня как бы преодолевая большое препятствие. В этих случаях я еле-еле душа в теле, садился на землю в ожидании очередного номера Васко. Так он играл со мной, пока дед не обменял его на другую лошадь с придачей двухгодовалого теленка.
Мой дед в хозяйстве был очень сильный работник. Раньше всех в деревне он успевал закончить сев, прополку, уборку и молотьбу хлеба. Он был строгим человеком, за малейший проступок наказывал. На работу, как правило, выходил рано утром чуть свет и меня с собой забирал, так что я почти всегда и зимой, и летом лишался утреннего детского сладкого сна. Бывало, в таком состоянии утром рано бродишь за скотом или погоняешь быков во время пахоты, напрягая последние силёнки. Работали с утренней до вечерней зари с получасовым перерывом на обед. Особенно трудно мне было пасти коз. Летом они были очень подвижные, больше, чем другие домашние животные: за короткое время они, пока не насытятся, проходили большие расстояния. Я, на этих горных склонах, босиком еле-еле успевал за ними. При этом надо иметь ввиду то обстоятельство, что они имели как бы своих вожаков, за которыми шли группами, одна группа в одну сторону, другая в другую сторону и т. д. В силу этого они часто терялись из вида в кустарниках, на склонах, оврагах, где прятались волки в ожидании очередной добычи. А за потери, даже одной головы, в доме меня ожидала хорошая порка. Поэтому мне стоило больших трудов все время держать коз на виду, чтобы волк не унёс из стада ни одного козлёнка.
В зимнее время, из-за отсутствия корма, так же всё время, и в стужу, и в пургу, с большим трудом приходилось водить их на пастбище. В тот период снега выпадало гораздо больше, чем теперь, иногда его толщина доходила выше среднего роста человека, так что мелкий рогатый скот без помощи человека не в силах был добраться до пастбища. В этих условиях мне самому приходилось идти впереди, чтобы проделать вроде тропинки до кустарников, а козы цепью двигались за мною. Таким способом доходя до кустарника – леса, я топором срубал высокие ветки, а козы набрасывались на молодые отростки деревьев, и как хорошие косари косят хлеб, так с жадностью уничтожали их, больше частью стоя на задних ногах.
Вот таким путём с утра до вечера, сам чуть выше козы, водил их с одного места в другое, чтобы кое-как накормить. В результате этого моя убогая одежда промокла до ниточки. Вся моя убогая одежда всегда в основном состояла из поношенных брюк и рубашки, сшитых из домотканого самодельного сукна, настолько грубого покроя, что моё тело покрывалась волдырями, кое-как сшитая меховая шапка без подкладки, носки шерстяные, лапти, сделанные самим из сыромятной кожи, и сумка.
До завоевания власти Советов я понятия не имел о существование нижнего белья, и вообще в то время в деревне никто, кроме богатых людей, видимо, не носил нижнего белья. Такие, как я, всё время одевали грубые шерстяные штаны и рубашку, часто залатанные разноцветными кусками материи, которые свисали вниз, придавая внешней стороне человека странный вид. Если бы в такой одежде на голову человека насыпали бы пуд зерна, то вряд ли на землю упало бы зёрнышко. Для того, чтобы извлечь обратно это зерно, пришлось бы искать его в многочисленных швах разнообразной формы, расположенных по всем направлениям на костюме. Таким образом, люди по своему внешнему виду резко отличались друг от друга, и не представляло трудности узнать, к какому классу или социальной группе они принадлежали: бедной, средней или богатой.
Дед всегда заставлял меня выводить коз на пастбище подальше от дома, туда, где корма было больше. Если вечером козы возвращались домой сытыми, тогда дед восторгался, хвалил меня, в противном случае ругался, говоря, что я негодный мальчик, кушаю, а пользу в дом не приношу, что с меня получится плохой работник и т. д. Как будто хорошее состояние корма зимой зависело от меня. Поэтому пасти коз приходилось большей частью на покрытых лесом склонах горы Циара, где волков было тоже много.
Однажды примерно в 1919 г. зимой я один пас коз в лесу Циара (Бижата). Почти целый день шёл сильный снег, будто там сверху его кто-то непрерывно часто сеял. Наша собака, Шариком её звали, почти никогда не ходила со мной, а если бывало и выйдет, то как будто на прогулку идёт, побудет немножко со мной, побегает, поищет, будто что-то потеряла, а потом хвост на бок и бежит обратно домой. Она чувствовала себя более вольной, чем я, и предпочитала находиться дома, чем голодной мёрзнуть целый день в лесу. День уже был на исходе, как ко мне пожаловал незваный гость. Вижу, как большой серый волк внизу ползёт на пузе к козе, стараясь, чтобы его никто не заметил. Я, изрядно перепугавшись, ничего не смог вымолвить, машинально размахнулся топором и ударил обухом в дерево. Волк, посмотрев на меня, медленно отошёл в сторону, досадуя видимо о своем неудачном походе. Я тут же собрал коз и погнал их домой. На дороге, посчитав коз, оказалось на одну голову меньше, волк, думаю, всё же оттащил у меня козу, а вернуться обратно поискать пропавшую козу я не решился, я больше боялся волка, чем козы.
Трудно представить моё положение: замёрз, промок до ниточки, голодный, да ещё в придачу в доме будут бить за пропажу козы. Я пустил их своим ходом, сам незаметно пробрался на чердак дома и спрятался рядом с дымоходом камина, там было теплее. Видя, что меня нет со стадом, дома стали догадываться о случившемся. Дед, как всегда, подсчитав коз и обнаружив пропажу, изрядно разозлился на меня, ругаясь по-всякому. Бегает кругом, ищет меня, угрожает убийством. А бабушка Даро ходит за дедом, стараясь утихомирить его воинственность, упрекая его за то, что он поднял такой скандал в доме из-за какой-то козы. Мать моя, перепугавшись, тоже искала меня и нашла на чердаке. Она, погладив меня по голове, слезла с чердака и знаком дала понять бабушке, что я дома. Они боялись того, что я из-за боязни побоев, мог остаться в лесу. А дед думал, что я спрятался в соседнем гумне. Все эти догадки я слышал через дымоход.
Буря, поднятая дедом за потерю козы, постепенно стала утихать. После ужина, когда дед заснул, мать меня тихонечко привела в квартиру и дала половину кукурузного хлеба и маленький кусок сыра. Поужинав, тоже лёг спать на земляном полу, рядом с камином, постелив под себя, как всегда, войлок (нымæт), а сверху укрылся тонким самодельным одеялом из козьей шерсти.
На следующий день я пошёл искать пропавшую козу, а дед погнал скот пасти в другое место. Пропавшую козу нашел прямо на дороге под снегом, недалеко от того места где их пас накануне. Мою козу всё-таки не волк утащил, а поймал барс, который высосал кровь, зарезал её и ушел по своим звериным делам. Я нарубил хворост, положил козу на него и таким путём еле-еле довез её к вечеру до села. Не доходя немного до дома, смотрю, наши козы возвращаются с пастбища, а дед вслед за ними, ругаюсь, тоже что-то везёт на хворосте.
Увидев эту картину, я сразу почувствовал какое-то облегчение на душе, думая, что видимо дед тоже встретился в лесу с волком. Спустя некоторое время дед, ругая волка по всем правилам, втащил в дом единственного в стаде барана. По его рассказам, хищник прямо под носом зарезал барана.
Бабушка Даро стала ругать деда за нанесённый ущерб дому, и в то же время упрекала его за грубое отношение ко мне. Дед Павле смирился со случившимся и стал оправдываться тем, что дескать, видимо так угодно святым ангелам, поэтому необходимо принести жертву богу Æвсати, покровителю скотоводства, приказав жене приготовить обряд жертвоприношения богу. С этими словами дед зашёл в конюшню и привёл в дом козла с большой бородой. Я принёс стол (фынг) на трёх ножках, бабушка положила на него три свечи и араку, а мать тут же принялась печь три лепёшки (луасита) из пшеничной муки. Дед снял шапку с головы, зажёг свечи, взял бокал араки, встал на колени лицом к иконе божьей матери, которая находилась в правом углу дома наверху, и начал молиться богу Æвсати, упоминая мимоходом и других святых. Мы все в доме последовали его примеру. Потом он встал, осмолив огнём свечей правый бок козла, передал бокал мне, и зарезал козла на столе.
Разделавшись с тушей, дед нарезал целые куски мяса, наполнил ими чугунный котёл (цуайнаг) и поставил вариться на камине, сделал три шашлыка, а бабушка занялась приготовлением еды. Я переживал тогда радостные минуты, думая, что один из этих кусков мяса, согласно обычаям, наверняка достанется мне. После таких мытарств и гонений предстоял хороший сытный ужин с мясом. На сей раз я был очень благодарен серому волку, с одной стороны так ловко наказавшего деда за вчерашнее буйное поведение против меня за пропавшую козу, и с другой – заставил деда вспомнить обряд своих предков, вследствие чего теперь в доме на известное время будут варить мясную пищу.
Я должен отметить, что в отношении питания для пастухов летом всё-таки было лучше, чем зимой. Мой домашний паёк на целый день состоял всего-навсего из одного круглопечёного в золе кукурузного хлеба, весом, видимо, не более 700 граммов. Я его всегда носил за пазухой, прятал от других более взрослых пастухов, чтобы никто его не отнял у меня, что также нередко имело место. Такой маленький кусок хлеба я утром всухомятку всегда за один приём съедал, потом целый день ходил вслед за скотом на пастбище, нервничал, злился неизвестно на кого, и смотрел на них с завистью, как они набивают свой желудок пищей, а ты ничего не можешь взять себе в рот. Короче говоря, голод непрерывно преследовал меня по пятам.
В результате такой полуголодной жизни мы, дети, чтобы утолить голод, были вынуждены есть молодые листья букового дерева, цветы мелкого орехового дерева, которые иногда вызывали рвоту и т. д. Во время посева на вспаханном поле нас, ребят в разноцветных лохмотьях, бывало полно, мы, как золотоискатели, собирали хучита, кое-как очистив его от земли пальцами отправляли по назначению. Начиная с весны до глубокой осени постепенно становилось легче. Во-первых, с наступлением тёплых дней лютые зимние морозы исчезали, что во много облегчало самочувствие человека. Во-вторых, с питанием также становилось лучше. В доме вдобавок к хлебу начинали давать сылы (сыворотку), мисын (дой) и кое-когда сыр. А в поле в различных местах в разное время появлялись дикорастущие овощи и фрукты (крапива, аржачела, саджиках, мантаг, цоза, хурхаг-щавель, хучисар, дикий лук и чеснок, ежевика, земляника, алыча и т. д.), которые мы собирали и ели. Кроме того, я иногда пользовался парным козьим молоком. Из всех коз выделялась одна большая, вроде тёмно-голубого цвета, смирная коза с большими титями. Бывало, поймаешь её, залезешь под неё, ногами обмотаешь шею, а заднюю часть руками и сосёшь титю, а она ходит себе и пасётся. В доме бабушка и мать знали, что я этим делом занимаюсь, но они меня не особенно упрекали, знали, что это было следствием полуголодной жизни.
Однажды дед застал меня под козой, он откуда-то неожиданно появился на пастбище и стал звать меня. Я, сам не свой, притаился как преступник, думаю – теперь хана. Дед, не обнаружив меня, подсчитал коз, пошумел и ушёл домой. Вечером, придя домой, он начал меня бранить за то, что я бросил скот на произвол судьбы.
В этих условиях при царизме я жил до завоевания Советской власти. Однако дети и подростки многих семей находились ещё в более ужасных экономических условиях. Таких семей, как например, Джиоевых Илико и Ника, Габараевых Гла и Епре, Котоловых Вано, Дочиевых Кужа, Симона и Коте, Цховребова Миши и многих других. Дети и подростки у этих бедняков, как и они сами, не жили, а просто существовали. Посмотришь, бывало, на них и сердце кровью обливается. Они были почти раздеты, сверху кое-как прикрыты какими-то лохмотьями, а ниже поясу совершенно голые, босые, смуглые, с глубокими морщинами, будто пожилые, обросшие, тонкие как щепки, с болезненным видом. Короче говоря, их организм настолько был истощен, что невозможно было смотреть на них без слёз. Так при царизме в доме бедняков с утра до вечера, кроме детского воя, ничего нельзя было услышать. Это был признак трижды проклятой голодной жизни. Они были оторваны от того богатства, которые создавалась их руками, не имели права на продукт собственного труда, от общественной жизни и прогресса, и для них существующий тогда социальный строй ничего не мог дать и не обещал, кроме медленной голодной смерти.
В этих нечеловеческих условиях трудно представить себе положение родителей этих детей. Бывало, ребёнок, ухватившись за подол матери, еле-еле волочит свои исхудалые, тонкие как жерди, ножки. Обливаясь слезами, он просит у неё что-нибудь поесть. А родная мать, доведённая проклятой жизнью в состояние крайней безнадёжности, старается скрыть от ребёнка свои слёзы, чтобы не усилить ещё больше его страданий. Она, лаская по голове родного ребёнка, тихонько, будто кто-то её подслушивает, уговаривает его, что скоро найдёт что-нибудь и даст ему поесть. А что мать могла найти, когда, где и за счёт чего, если в доме хоть шаром покати ничего не было. Всё это оставалось неизвестным. Отец ребёнка с дзакулом (вроде вещевой сумки из сыромятной кожи) на плечах бродил днями по сёлам и просил подаяния у зажиточных, хотя бы горсть зерна или муки. Если ему посчастливится раздобыть что-нибудь, тогда он, как мог поскорее, возвращался домой, чтобы накормить детей. В этих случаях мать буквально на каждого едока в семье брала одну столовую деревянную ложку муки, разбавляла в одной воде, и варила в глиняной кастрюле. У неё получилась жидкая кашица, которую она ложкой опять делила между членами семьи, боясь, чтобы лишнюю ложку каши не передала бы кому-нибудь. Такую пищу они ели почти один раз в день, и часто ложились спать без ужина. На просьбу детей дать что-нибудь на ужин родители обычно отвечали – сон голод утолит. Мать, бедняга, буквально растягивала на всех полпуда кукурузы на целый месяц, тогда как на каждого члена семьи требовался минимум один пуд муки.
В дореволюционный период в нашей стране существующие в обществе законы и порядки действовали против трудящихся, исходя из принципа капитализма.
Эксплуататоры, т. е. богатые, которые жили за счёт трудового народа, относились с великим презрением к рабочим и крестьянам. Отсюда бедняк возвращался часто с похода ни с чем. В этих случаях вся семья бедняка от малого до взрослого оплакивали свою судьбу, проклиная друг друга, своих родителей за то, что они их породили, но не убили.
Богатые люди крайне враждебно относились к маломощным хозяевам, беднякам. Они эксплуатировали их и, кроме этого, ещё и преследовали, унижали, лишали права голоса, обзывая их нищими, бездельниками, пропойцами и т. д. Естественно, всё это распространялось и на членов их семьи, давали детям бедняков различные прозвища, вроде таких, как сын безштанника, собачий сын, волчий сын, рождённый в хлеве, безродный, сын разбойника и т. д. И как только зажиточные люди не обзывали их и смеялись над их человеческим достоинством. Я, например, до советизации страны имел два прозвища: волчий сын и сын разбойника. Так кликали меня в старой деревне, это было мне очень обидно. Однажды я спросил свою бабушку: почему меня односельчане так обзывают? Она рассказала, что такую кличку односельчане мне дали за отца.
В таких трудных экономических условиях находился в нашей стране цвет человеческого рода – дети и подростки трудового народа – при господстве помещиков и капиталистов. Основоположник осетинской литературы Коста Хетагуров, характеризуя жизнь бедняков-осетин, писал:
«Бедняк живёт в хлеву и стойлах,
К труду его вниманья нет,
И жёсток ложа серый войлок,
И плод забот его обед»[2]
В этой связи необходимо отметить, что в то время число бедняков по всей России в среднем составляло 65%, а в Юго-Осетии 72% по отношению сельского населения. Это означает то, что при старом режиме подавляющее большинство жителей были обездоленными бедняками, страна была по существу страной бедняков. В таком же положении находятся трудящиеся в современном капиталистическом мире.
При капитализме особенно трудные условия переживает потомство рабочих и крестьян – молодёжь. Тяжелое экономическое положение рабочих и крестьян, и прежде всего низкая заработная плата, по существу заставляет их публично продавать своих детей в наёмное рабство капиталу. Так, например, в Японии рабочие и крестьяне из-за отсутствия средств к существованию, ежегодно на рынке продают тысячи детей, которых землевладельцы и капиталисты скупают и содержат в общих бараках за высокой пятиметровой оградой.
К. Маркс, вождь и учитель трудящихся всего мира, о положение детей и подростков при капитализме писал: «Поскольку машины делают мускульную силу излишней, они становится средством применения рабочих без мускульной силы или не достигших полного физического развития, но обладающих более гибкими членами. Поэтому женский и детский труд был первым словом капиталистического применения машин! Этот мощный заменитель труда и рабочих превратился тем самым немедленно в средство увеличивать число наемных рабочих, подчиняя непосредственному господству капитала всех членов рабочей семьи без различия пола и возраста.
Принудительный труд на капиталиста не только захватил время детских игр, но и овладел и обычным временем свободного труда в домашнем кругу для самой семьи»[3].
Наряду с этим необходимо указать, что дети и подростки при капитализме за равный труд получают зарплату в три-четыре раза меньше по сравнению со взрослым рабочим. Отсюда крайняя дешевизна детского труда обуславливает массовое применение его на предприятиях капиталистов. Это видно из ниже приведённых данных. В наиболее развитой капиталистической стране США в 1962 г. на промышленных предприятиях число малолетних рабочих в возрасте 14 – 19 лет составляло 6156000 человек. В Великобритании по неполным официальным данным Министерства труда в 1962 г. в народном хозяйстве до 20-и летнего возраста работало 3331000 подростков, во Франции 2314000 подростков. В одном лишь Рурском угольном бассейне в западной Германии в 1954 г. работало 76452 подростка, что составляло 18 % по всему числу рабочих в этой отрасли[4].
При этом условия труда и жизни рабочих, особенно детей и подростков, в условиях капитализма по существу ничем не отличаются от рабских.
Один из профсоюзных деятелей Италии Сильвестро Аморе, характеризуя распространение труда молодёжи на предприятиях, писал: «Вы не найдёте ни одной мастерской сапожника, столяра, кузнеца, ни одной слесарной или механической мастерской, гаража, авторемонтной мастерской, где не служили бы мальчики в возрасте от 9 до 13 лет. Множество мальчиков работают также в парикмахерских, продовольственных лавках, разных магазинах. Некоторые мальчики работают на строительных площадках, различных полупромышленных предприятиях, в частности текстильных, стекольных и механических, рассыпанных по всему Неаполю и городам Неополитанской провинции. Имеются традиционные центры ремесленной рабочей силы: портновские и сапожные мастерские, где 70% общего числа работающих составляют мальчики. Работают также девочки: прислугой, посыльными в вязальных мастерских и т. д. Везде имеется одна общая черта: невообразимая эксплуатация»[5].
Антони Марсала, одиннадцатилетний мальчик, о своих условиях труда писал следующее: «Я работаю более года на шахте Шанна в Сочиале, и носил мешки с серой. Перед принятием на работу я не подвергался медицинскому осмотру. Я не был застрахован, так как мне не исполнилось 14 лет, в то время как я носил мешки с серой весом 35 кг (видимо собственный вес этого обездоленного мальчика не превышал 25 кг. – Джиоев И. Н.).
Работал 12 часов в день – с 6 часов до 18 часов. Меня избивали надсмотрщики за то, что я не выдерживал ритм в работе, какой они хотели. Надсмотрщик меня бил резиновой палкой или плетью. Однажды он меня так стукнул, что я упал. Он меня ударил ногой в левый глаз и повредил его. Следы от этого удара сохранились до сих пор. Он мне не разрешил пойти к врачу. Я завязал глаз платком и продолжал работать, получал же я 250 лир в день»[6].
Генеральный директор международного бюро труда в своем докладе в 1960-м году, характеризуя экономическое положение детей при капитализме, приводил следующие факты: «Миллионы детей заняты трудом в течение продолжительного времени, иногда с семи или восьми лет. В некоторых районах мира дети, которым ещё не исполнилось 15 лет, составляют существенную часть рабочей силы как в сельском хозяйстве, так и в не сельскохозяйственной деятельности…
Дети работают в каменоломнях, на рудниках, на фабриках и заводах, в сельском хозяйстве, например, дети начинают работать по-настоящему примерно с 7-летнего возраста во многих менее развитых странах, и с 10-летнего возраста в ряде более развитых стран. Можно даже указать на детей, которые работают уже с 5- или 6-летнего возраста»[7].
По данным Организации объединённых наций 600 миллионов детей в колониальных, зависимых и слаборазвитых странах страдают от голода, болезни и отсутствие образования. Из них подавляющее большинство поражены такими болезнями как малярии, туберкулёз, оспа, кожные заболевания и т. д. Рабочий день детей доходит до 12 часов в смену, получают за этот изнурительный труд жалкие гроши, миллионы детей спят под открытым небом, под мостами, в подъездах в самых невообразимых позах.
Таких фактов об условиях труда и жизни рабочего класса, трудового крестьянства и их потомства, какие приведены выше, при капитализме бесконечное множество. Однако и приведённые данные достаточно подтверждают тяжелое, невыносимое экономическое положение трудящихся и молодёжи в капиталистическом мире.
Соратник и любимый друг К. Маркса – Ф. Энгельс, обследовав жизнь и быт английского рабочего класса и его потомства, писал: «Детям нашли применение на фабриках с самого возникновения современной промышленности: сначала вследствие небольших – позже увеличены – размеров машин, на них работали почти исключительно дети, причём набирались они главным образом из приютов, и фабриканты нанимали их гуртом в качестве учеников на долгие годы. Дети получали общее жильё и одежду и были, разумеется, полнейшими рабами своего хозяина, который обращался с ними с величайший жестокостью и варварством»[8].
И далее: «При всех обстоятельствах непростительно, чтобы то время, которое должно было бы посвящаться исключительно физическому и духовному воспитанию детей, приносилось в жертву алчности бесчувственный буржуазии: детей лишают школы и чистого воздуха, чтобы выжимать из них прибыль для господ фабрикантов»[9].
Одним из главных условий развития человека является просвещение. Умственные, физические, духовные и биологические особенности строения человеческого организма, его общественное положение, как создатель материальных условий жизни, систематически порождает у человека стремление к знаниям. Но этой естественной закономерности развития людей противостоит мир капитализма, лишивший трудящихся элементарных прав в области образования.
Так было и при царизме. Дети рабочих и крестьян, несмотря на их большое стремление к знаниям, учёбе, не имели возможности учиться. Мы постоянно завидовали тому, как дети богатых семей жили и учились. В общем тогда мир существовал только для кучки богатых людей, что же касается остальных жителей, составляющих примерно 98% ко всему населению страны, они были обязаны трудиться до седьмого пота на помещиков и капиталистов. В этих условиях, при старом режиме, родители бедных семей, кто как мог, выбиваясь из сил, с большим трудом стремились дать своим детям кое-какие знания, хотя бы научить их писать и читать. Но это сделать удавалось редким лицам, тем, которые сами кое-что смыслили в грамоте, остальные оставались неграмотными. По подсчетам некоторых учёных, неграмотность среди осетин составляла приблизительно около 90% против всего населения.
Моя бабушка, Даро Джиоева-Гаглоева, была умная и культурная женщина, знала русский алфавит и решила научить меня читать и выводить буквы, сшила сумку мне, а потом где-то достала поношенную книгу – букварь русского языка, и стала объяснять мне буквы и как они пишутся. Я её очень полюбил, берёг как зеницу ока, и всё время, зимой и летом, таскал её с собой, гордился ею, воображая, что богаче меня на свете никого нет. Днём на пастбище со скотом старался изучить и выводить буквы палочкой на земле, а вечером дома, согнувшись у камина, при свете лучинки, которые сам приносил из леса, до поздней ночи читал букварь. Несмотря на такой тусклый, неяркий свет, при котором буквы сливались и трудно было разобраться в них, я сильно увлекался чтением букваря, иногда мать насильно заставляла меня ложиться спать. В тот период керосиновая лампа считалось роскошью. Только богатые семьи были в состоянии пользоваться керосиновой лампой. Остальные семьи разводили большой костер в камине (бухаври), или ведро в середине очага, и в добавок к ним во время ужина зажигали щепки (лучины) смолистого хвойного дерева. Один из членов семьи, как правило младший, обязан был всё время следить за огнём, чтобы поддерживать в очаге кое-как убогий свет.
Вскоре я научился читать букварь. Это дело пришлось не по душе деду, он не хотел, чтобы я учился грамоте, и часто упрекал жену за это. Дело в том, что дед когда-то отдал учиться единственного своего сына в уездный город Гори.
По рассказам деда его сын, Кола, одновременно также работал учеником у какого-то сапожника. Потом был арестован за участие в политической стачке в 1903-м году в Хашури, и впоследствии второй раз был арестован и осуждён на каторгу на 8 лет.
Видимо по этим соображениям дед был против моей учёбы. Несмотря на это бабушка, видя, что я прилежно отношусь к учёбе, уговорила деда разрешить мне посещать школу.
Джрийская приходская церковная школа находилась от нашего села на расстоянии примерно 4 км. При этом ходить в школу приходилось все время по оврагам и сопкам почти через лес по тропинке. Особенно трудно было посещать школу зимою, в глубокий снег при отсутствии дорог, а возвращаться из школы домой приходилось, поднимаясь вверх по горе. Вследствие этого трудно было посещать школу; моя убогая одежда промокала до ниточки, потом замерзала как лёд, мороз по коже продирал, часто дрожал от холода как лихорадочный. В этих случаях двоюродный брат Джиоев Разден, ругаясь, часто брал меня подмышку и переносил через сугробы или же просто сажал на свои плечи и таким способом носил из школы до дому.
Моими первыми учителями в школе были Ольга Зурабовна Джиоева и Санакоев Михаил Сандроевич. В школе существовал очень строгий порядок. Девушки сидели в одной половине класса, а мальчики – в другой. За чистотой и порядком школьного помещения и территории следили сами ученики, по очереди убирали класс и мыли полы. В классе не разрешалось не только шуметь, но и разговаривать повышенным тоном. Во время занятий, на уроке запрещалось заниматься посторонним делом, шевелиться, разговаривать шепотом, передавать друг другу что-нибудь без разрешения учителя, задевать кого-либо и т. д. Мы, ученики, сидели за партой так тихо, что полёт мухи в классе можно было бы услышать. За малейшее нарушение со стороны ученика дисциплины его ставили в угол на колени, заставляли мыть пол после окончания занятий, били линейкой или палкой, которые педагоги специально всё время с собой носили во время урока. До сих пор помню, как за нарушение порядка больше всего попадало некоему Джиоеву Александру Михайловичу, который сидел рядом со мной за одной партой. Однажды во время занятий он что-то шёпотом сказал. Учитель Михака, не думая долго, размахнулся и сильно ударил меня палкой по голове, откуда хлынула кровь. Я вышел во двор и обтёр рану на голове снегом. Вернувшись назад в класс, Михака посадил меня за другую парту, сказав, чтобы я больше не садился рядом с Александром.
В школу я ходил всего две зимы, после этого опять пришлось ухаживать за скотом. Следует отметить, что профессию пастуха я полюбил, зародилась какая-то привязанность и уважение к садоводческому промыслу. Но это дело длилось недолго. Однажды зимой, примерно в марте месяце, наш скот заболел чумой, и буквально за два дня весь рабочий скот и коровы пали, дом совершенно опустел; трудно представить себе какое горе переживали мы все в семье. В живых остался один единственный двухгодовалый бычок Никора. Он один, отдельно других, жил с нами в доме в углу. Естественно, все мы к нему относились с большим уважением, как к единственному представителю в доме крупного рогатого скота. Больше всех он привязался ко мне, все время ходил за мной и пасся около меня. В том же году в одно утро, после саухиза, к нам в дом явился чапар, некто Цховребов Никора, на один глаз слепой, с белым пучком волос на голове, схватил, как волк, моего любимого бычка и угнал в Джаву в счёт погашения государственных повинностей. Так в доме расстались с последним бычком.
После этих несчастных случаев в доме, мне пришлось мытарствовать по людям: два с лишним года работал у Цховребова Ягора, который за мой труд дал деду бычка и телёнка. Один год работал в селе Цнелис у некоего Габараева Коте за шестимесячного телёнка. Таким образом, около пяти лет пришлось чистить чужие конюшни и ухаживать за чужим скотом.
В 1917 знаменательном году, после трёхмесячной подготовки у Санакоева Михака Сандроевича, я осенью сдал экзамен на первый курс выше начального училища, которое размещалось в двух деревянных крестьянских домах, примерно, где ныне расположены в Джавах больница и средняя школа.
В то время народы всего мира переживали третий год первой империалистической войны, которую англо-франко-германские империалисты в 1914 году навязали миру ради получения наибольший прибыли. Вследствие этой войны в нашей стране на фронт было мобилизовано свыше 15 миллионов человек из трудоспособного населения, в том числе из бывшей Тифлисской губернии погнали на братоубийственную войну около 100 тыс. человек. В результате этого в городах и сёлах остались одни лишь старики, женщины и дети. Война сильно сказалась на состоянии народного хозяйства. Промышленная и сельскохозяйственная продукция стала резко сокращаться не по месяцам, а по дням. Например, промышленное производство в Грузии сократилось на 40 – 50 %, посевная площадь до 70%[10].
За девятнадцать месяцев войны из сельского хозяйства по всей стране было изъято 26 млн голов скота. Все это пагубно отразилось на экономическом положении трудящихся, которое и без того при царизме находилось на низком уровне. Война стала невмоготу рабочим, крестьянам и солдатам на фронтах империалистической войны. Приведённые факты привели к дальнейшему углублению и обострению всех противоречий царского строя. Классовая борьба всё больше и больше накапливалась. Вопрос об избавление народа от помещиков и буржуазии стал главным вопросом в жизни людей.
Партия большевиков, во главе с вождём мирового пролетариата В. И. Лениным, разработала ясную, чёткую программу освобождения трудящихся нашей страны от захватнических войн, от угнетателей и эксплуататоров. Она, в исключительно трудных условиях царского режима, в особенности непримиримой борьбы с меньшевиками, эсерами и оппортунистами всех мастей, провела огромную революционную, просветительную и организаторскую работу по мобилизации сил среди рабочих, крестьян и солдат для осуществления пролетарской революции. Вся эта кипучая революционная созидательная работы большевиков подготовила массу трудящихся и подвела их вплотную к свержению в стране власти помещиков и буржуазии. По призыву вождя революции, вернувшегося из изгнания из-за границы В. И. Ленина, рабочие Питера и солдаты петроградского гарнизона в ночь на 25 октября 1917 г. поднялись с оружием в руках и разбили старую человеконенавистническую власть помещиков и буржуазии, и установили навсегда[11] власть трудового народа. С тех пор вот уже 50 лет как на нашей планете гордо реет и шагает по земле знамя марксизма-ленинизма – счастье народов всего мира!
Победа Великой Октябрьской социалистической революции как молния облетела все районы и уголки царской России. Она оказала огромное революционизирующее влияние на весь ход развития пролетарской революции как в центре, так и на окраинах России, в том числе в Грузии и Юго-Осетии. Борьба «За власть Советов!» стала главным лозунгом трудового народа. По всем районам Юго-Осетии тогда проходили массовые митинги солидарности трудящихся с рабочим классом России.
Однако грузинские меньшевики, выражавшие интересы помещиков и буржуазии, и сильно обеспокоенные подъемом революционного движения и большевизацией трудящихся Грузии, с помощью иностранных завоевателей насильственное установили в стране контрреволюционное, националистическое правительство под названием Грузинской демократической республики.
Маскируясь под флагом демократической республики, меньшевистское правительство решило потопить в крови революционное движение рабочих и крестьян Грузии. С этой целью оно ввело в стране военное положение, организовало специальные гвардейские воинские части, вооружённые самолётами, пушками и пулемётами, под командованием Миги Эристави, Коста Казишвили, Георгия Мачабели, генерала Кониева, генерала Каралова, Валико Джугели, князя Херхеулидзе, полковника Химшиашвили, полковника Абашидзе и других, и направило их в Горийский уезд для изъятия оружия, принудительного взыскания у крестьян повинностей за несколько лет, охраны помещичьих имений, установления везде старых, свергнутых рабочими Питера и Москвы, царских порядков и т. д.
В начале 1918 г. М. Эристави с вооружённым отрядом в ущелье М. Лиахви насильственно забрал у крестьян около 100 голов скота и другое имущество под видом повинностей. Восставшие крестьяне Белотского района под командованием Мамитова Габо разбили меньшевистский отряд, а Эристави удрал, едва избежав верной смерти. Примерно в это же время восставшие крестьяне разбили вооружённый отряд князя Херхеулидзе и изгнали всех помещиков из их имений, конфисковав их имущество. 8 марта 1918 г. меньшевистский карательный отряд под командованием Коста Казишвили напал на грузинское село Ередви, отобрал у крестьян оружие, около 40 человек арестовал, засадил в подвал и начал их избивать. Несколько человек из села, которым удалось скрыться от преследования, явились в Ортевский Крестьянский комитет, который до этого организовал Кулумбеков Георгий, с просьбой оказать помощь и защиту жителям Ередви от насилия меньшевистского карательного отряда. Кулумбеков Георгий тотчас же явился с вооружённым отрядом на помощь крестьянам Ередви, разбил отряд Казишвили, вернул обратно крестьянам имущество, отобранное карателями, и освободил узников из подвала.
Казишвили, с несколькими ранеными гвардейцами, отступил в местечко Цхинвали и немедленно сообщил меньшевистскому правительству Ноя Жордания и Кº о случившемся. По приказу контрреволюционного правительства Грузии на помощь Казишвили для подавления выступления крестьян села Ередви был направлен гвардейский отряд, вооружённый пушками и пулемётами, под командованием Георгия Мачабели. К месту назначения отряд, видимо, прибыл 14 – 15 марта. Таким образом, образовался сводный карательный отряд под командованием Г. Мачабели, а его комиссаром и представителем меньшевистского правительства был видный меньшевик Кецховели Сандро, который окопался в местечке Цхинвали и превратил его в свой опорный пункт, с целью подавления вооружённым путём революционного движения трудящихся Юго-Осетии, и в первую очередь расправиться с восставшими крестьянами Ортев-Белотского и Корнисского районов, устанавливал везде террористический режим.
Восставшие крестьяне заняли все высоты вокруг Цхинвали. К этому времени многие солдаты и командиры с оружием вернулись с фронтов империалистической войны, они стали формировать из восставших крестьян воинские подразделения, обучать их военному делу, правилам стрельбы из винтовки и вводить военные порядки и дисциплину, избирали командиров частей. Причём появилось множество различного огнестрельного оружия, которые по своему происхождению было из разных стран.
Ортевский крестьянский Комитет, известив все районы о выступлении ортевских крестьян против карательного отряда меньшевиков в Цхинвали, послал своих представителей (одного из них, Чочиева Мугка, меньшевики убили недалеко от села Дзарцеми) в Джавский район о совместных действиях против общего врага.
17 марта 1918 г. утром рано руководители вооружённого восстания Цховребов Александр (Саша) Алексеевич, Гаглоев Рутен Григорьевич, Харебов Исак, Тедеев Кизо, Карсанов Писр, Кочиев Тате, Валиев Захар, Гассеев Коте, Чочиев Зураб, Мамиев Карго, Кочиев Сандро, Папуашвили Гора, Махниашвили Серго, Цховребов Миха, Цховребов Чачи, Цховребов Габо и другие собрались на восточной окраине села Кехви, на правом берегу р. Б. Лиахвы, где Саша, Рутен и Исак говорили об общем плане разгрома меньшевистского гвардейского отряда, засевшего в Цхинвали. Я тоже вместе с братом матери присутствовал на этом собрании. Цховребов Саша, увидев меня, засмеялся – дескать, тоже мне вояка, и спросил, знаю ли я дорогу в Цхинвали. Я ответил, что все дороги, ведущие в Цхинвали, знаю хорошо; до этого я с дедом неоднократно бывал в этих местах. Он сказал мне, что необходимо добраться до Цхинвали, по возможности незаметно, до моста, и разузнать, с каких мест и чем стреляют гвардейцы, и много ли их там. Всё это запомнить хорошо и быстро вернуться обратно. За Кехви меня провожал Миха, который объяснил, как надо двигаться по дороге, каков внешний вид пулемёта, пушки и т. д. Если в случае, кто задержит и спросит, кто я и откуда, тогда надо ответить, что работаю у Дзасохова Григола.
С этим заданием, двигаясь по обочинам дороги и садам, я добрался до Цхинвали. По дороге почти ни с кем не встречался, время было тревожное и видимо крестьяне предпочитали сидеть в своих домах, чем выходить в поле. Добравшись до церкви по джавской дороге, с левой стороны я заметил несколько человек в военной форме. Я тут же снял шапку встал на колени и стал молиться, но они не вошли в церковь. Дойдя до Богири, я перелез через ограду в сад и пошёл вниз, здесь в то время кругом были частные виноградники; пройдя некоторое расстояние, я впервые увидел во дворе дома Карсанова около 60 человек вооружённых гвардейцев в жёлтых войлочных шинелях. Отойдя несколько назад, я перешёл незаметно дорогу, спустился вниз в сад, и через кладбище пошёл по направлению к мосту. С левой стороны моста прилёг в угол у главного двухэтажного дома, где ныне аптека, и тут же раздалась резкая очередь из пулемёта, который стоял прямо у входа на мост. За пулемётом суетились четыре гвардейца, который вели огонь по направлению Згудера. Рядом с пулемётом трое возились с большой длинной пушкой на четырёх колёсах, а вторая пушка, меньшего размера, находилась в стороне. Буквально через несколько минут гвардейцы стали стрелять из второго пулемёта прямо из-под купола армянской церкви[12] в том же направлении. Я вскочил с места и быстро ушёл обратно в виноградники. Запомнив эти данные, я, примерно к вечеру, вернулся обратно в то же место и обо всём увиденном рассказал Цховребову Саше.
В ночь на 18 марта, как тогда говорили, Цховребов Миха, Цховребов Сави, Цховребов Ило, Цховребов Чачи, Цховребов Габо, Цховребов Коте, Цховребов Васил, Цховребов Сардо, Цховребов Георгий, Карсанов Кола, Карсанов Шакро, Бабаев С., Кокоев ______, Касаев Васико, Гассиев Васил, Макоев Алексей, Макоев Федр, Гассиев Горичка, Джиоев Бзе, Джиоев Семен, Джиоев Иор, Джиоев Оцеп, Джиоев Николай, Битиев Мате, Котолов Н. С., Медоев Шакро и другие, около 30 человек, все почти бывшие фронтовики, сделав плот из брёвен, под командованием Цховребова Саши поплыли по течению р. Б. Лиахвы.
Утром 18 марта партизанские отряды стали вплотную подходить к Цхинвали, окружая со всех сторон меньшевистский карательный отряд. Ортево-Белотская группа Валиева Захара, Мамитова Габо, Харебова Исака, Чочиева Кола, Чочиева Алексея, Догузова Андрея, Беруашвили Ило, Папуашвили Ило, Гассеева Коте и других занимала линию Хевири – Згудер – горийская дорога. С южной стороны подошёл Дирбский отряд под командованием некого Лолидзе. Рядом с этой группой шли отряды Тедеева Мита, Кочиева Сандро, Хабалова С. и других. Отряд Тедеева Кизо, где находился и я, занимал дубовую рощу. С левой стороны Б. Лиахвы наступал отряд Карсанова Писра и Гаглоева Тото, а с правой стороны отряд Кочиева Тате и другие.
Все вышеуказанные отряды по общему сигналу перешли в наступление на противника. Впереди наступали фронтовики и гражданские лица, которые имели огнестрельное оружие, за ними шли те, кто имел холодное оружие, кинжал, топор и т. д., в их числе был и я с большим ржавым кинжалом, без чехла и ручки, который после я отдал своему деду Ника.
Карательный отряд меньшевиков со всех огневых точек открыл сильный ружейный и пулемётный огонь по наступающим партизанам, особенно по Ортево-Белотской группе, которая трижды пыталась взять мост штурмом, но не смогла сломить сопротивление гвардейцев, отбрасывалась назад сильным огнём противника. Там уже несколько человек получили ранения. Исход боя в основном решил отряд под командованием Цховребова Саши. Он был смелым, боевым и подготовленным командиром. Он разделил отряд на 2 группы с определённым боевым заданием. Одна группа бойцов в составе Макоева Алексея, Джиоева Симона Ар., Гассиева Васила, Карсанова Кола, Котолова Н. С., Бабаева С., и других, пробралась к мосту и уничтожила огневую точку противника, захватив пушку и пулемет. Сам же командир гвардейцев Казишвили Коста, выскочив из дома у моста, где ныне размещён магазин «Динамо», тут же был убит. После этого эти же товарищи дружным огнём уничтожили вторую огневую точку под куполом армянской церкви. Командующий карательным отрядом Георгий Мачабели, который оттуда стрелял из пулемёта, был ранен в ногу. Он выскочил из церкви, прихрамывая на одну ногу, стал быстро пробираться к дому помещика Касрадзе, который тогда стоял напротив дома сберкассы, пытаясь скрыться в саду, но не смог больше перелезть через забор. Прямо тут же на заборе его добил Макоев Алексей, забрав с собой его парабеллум, бинокль и золотые часы[13]. Кто-то его труп выволок вниз и сунул ему в рот вместо папиросы его собственный ____.
В это время вторая группа с Цховребовым Сашей окружила дом Карсанова и уничтожила всех гвардейцев, и взяла станковый пулемёт «Максим». Этот пулемёт находился у Цховребова Саши до установления Советской власти в Грузии. Партизаны Тедеева Кизо и Кочиева Сандро ликвидировали другую огневую точку гвардейцев, которая находилась по джавской дороге под куполом церкви.
Таким образом, примерно к 3 часам дня 18 марта меньшевистский контрреволюционный отряд в составе около 1200 человек был разгромлен наголову, много было убитых и раненых, до 300 человек было взято в плен, остальные, как тогда говорили, сбежали вниз по течению Б. Лиахвы, во главе с раненным в руку представителем меньшевистского правительства Серго Кецховели. Партизанам достались большие трофеи, в том числе и мне винтовка со штыком ижевского завода, длиннее моего роста. Ортево-Белотскому и Корнисскому отрядам досталось по пулемёту, а Джавскому два пулемёта и большая полевая пушка. Маленькую пушку сбросили с моста прямо в Лиахву, а пленных распустили по домам[14].
Цховребовы Миха и Ило запрягли в пушку две громадные лошади (ломовые), я сел на ствол, а они на лошадей и повезли в Джаву. Доезжая до Кехви, они ещё дополнительно запрягли две пары быков, и кое-как по просёлочной дороге довезли её до села Б. Гуфта и оставили её там, дальше невозможно было везти, дороги не было, а сами разошлись по домам.
В этом бою партизаны тоже потеряли несколько человек убитыми и ранеными: Тибилов Георгий (из Дани), Цховребов Нико, Кокоев С., Чочиев в этом бою пали смертью храбрых. Кроме них, также были убиты Бетеев и Тибилов Н. Р., ученики Джавского выше начального училища, из села Борджниса, которых похоронили с почестями. Гроб с телом убитого товарища 20 марта мы, ученики и часть преподавателей, по очереди несли на руках из села Джава до с. Борджниси в горном ущелье по тропинке. Следует отметить, что похороны боевого товарища по существу превратились в боевую манифестацию протеста осетинской молодёжи против злодеяний меньшевистского правительства Грузии, и решимость бороться до конца, до победы за освобождение трудящихся от эксплуататоров. На организованном митинге у могилы павшего товарища, давая клятву, выступили директор училища Санакоев Иван (Ванка) Малхазович, ученики Санакоев Лео, Цховребов Павлуш, Качмазов Пируз, Мамиев Бето и я, как соучастники мартовских событий.
Директор училища Санакоев Ванка был крупным учёным-математиком, революционером демократом, последователем Герцена, Чернышевского, Добролюбова, Некрасова, Коста Хетагурова. Он выступал против старых методов обучения и был большим другом учащихся, проводил большую просветительную работу среди них. В его доме была организована библиотека для изучения учениками произведений вышеуказанных просветителей и марксистской литературы. Библиотекой заведовал воспитанник директора Джатиев Алик. Здесь ученики познакомились с передовой литературой и с «Манифестом Коммунистической партии» Маркса и Энгельса, который подарил библиотеке Санакоев Серо, председатель Окружного комитета партии большевиков Юго-Осетии. При библиотеке ученики читали эту литературу, проводили диспуты, особенно по трудам Коста Хетагурова «Додой», «Сидзӕргӕс» и т. д.; отсюда историческая победа Октябрьской социалистической революции, пропагандистская работа фронтовиков, большевизация трудящихся Юго-Осетии обусловили под руководством ЦК Компартии Грузии неуклонный рост революционного движения в стране за власть Советов. Все эти факты оказали определяющее влияние на идейный рост и формирование коммунистической сознательности трудящихся, в том числе и молодёжи; проходила усиленная классовая дифференциация массы, подавляющее большинство которой выступало за немедленное и безоговорочное осуществление большевистской программы.
Вследствие этих исторических событий и неутомимой работы Санакоева Ивана Малхазовича в Юго-Осетии стала зарождаться и оформляться демократическая молодёжная организация, которую назвали именем вождя и руководителя восставших рабов против римского рабовладельческого строя СПАРТАКА. В начале в эту организацию, которых я ещё помню, входили Санакоев Лео, Санакоев Петка, Санакоев Борис, Санакоев Аршак, Санакоев Кесар, Санакоев Гри, Санакоев Аполлон, Санакоев Вако, Оля Санакоева, Санакоева Ксеня, Цховребов Павлуш, Цховребов Митуша, Цховребов Ефим, Цховребов Филуш, Цховребова Маруся, Джатиев Илик, Гассиев Гриша, Джиоев Тембол, Джиоев Камбол (Сергей) Михайлович, Кочиев Роман, Джиоев Костя (из с. Цопа), Макоев Федр, Джиоев Александр, Кочиев Димоз, Бегизов Павлуш, Бегизова Наташа, Тибилов Наф Разденович, Плиев Гби, Гаглоев Данел, Гаглоев Костя, Гаглоев Мухтар, Щавлохов Симон, Мамиев Бето, Мамиев Николай, Качмазов Пируз, Бетеев (из с. Борджниса), Тотров Мырза, Бекоев Тедо, Бекоев Ноне и я.
В связи с этим вопросом необходимо указать, что Санакоев Ванка активно поддерживал борьбу трудящихся Юго-Осетии против меньшевиков Грузии. Он выступал за освобождение трудового народа от помещичьего гнёта. Ванка неоднократно оказывал материальную помощь беднякам, давал им добрые советы, просвещал их. В стенах училища он вёл активную борьбу против меньшевиков и эсеров Санакоева Нака, Цховребова Дуби, Бежанова Сардо и других по вопросу об отношении к националистическому правительству Грузии.
Возникновение социалистической организации молодёжи в Дзаусском выше начальном училище вызвало общее беспокойство у меньшевиков. Меньшевистская власть Грузии сразу же обратила внимание на деятельность директора училища Санакоева Ивана. Она незамедлительно организовала травлю и преследование Ивана, стремясь удалить Санакоева из училища. Несколько раз издавался приказ об увольнении его с должности директора. Но каждый раз учащиеся училища выступали открыто против правительственного решения, форменным образом бастовали, защищая своего любимого учителя.
Все эти факты бесспорно говорят о том, что имя Ивана тесно было связано со «Спартаком». Имя организатора социалистической организации молодёжи в училище пока неизвестно, но мне кажется, что им был именно Иван Малхазович.
Вслед за разгромом карательного отряда Георгия Мачабели в Цхинвали, меньшевистское правительство, видимо для поднятия своего пошатнувшегося престижа, направило в Юго-Осетию под командованием Валико Джугели другой карательный отряд, вооружённый пушками и пулемётами. Джугели сам был самым отъявленным врагом трудового народа Грузии. Это видно и из его дневника о событиях в Юго-Осетии, опубликованном в 1920 году в Тбилиси. Его отряд занял местечко Цхинвали, видимо, с намерением захватить Цхинвальский район и тем самым принудить трудящихся Юго-Осетии сложить оружие и подчинить своему произволу и господству. Цхинвал в то время являлся крупным культурным и экономическим центром Горийского уезда, с которым все населённые пункты страны были экономически крепко связаны; здесь часто проводили ярмарки и различные торговые сделки на сумму до 10 тысяч рублей старыми деньгами. Крестьяне в обмен на свои продукты покупали на рынке зерно, соль, керосин, мануфактуру и т. д. В связи с этим борьба трудящихся с меньшевистскими карателями ещё больше обострилась.
Основной ареной борьбы на этот раз стали населённые пункты Тбет, Кусрет, Квернет и Дампалет. Жители этих сёл, спасаясь бегством, побросали насиженные места и разбрелись по всей Юго-Осетии. Здесь развернулись упорные непрерывные бои в течение около 15 суток. Артиллерия противника, которая находилась в виноградном саду, примерно там, где построен театр им. Коста Хетагурова, всё время обстреливала указанные населённые пункты и высоты вокруг них. Как выяснилось впоследствии, артиллерийский расчёт состоял из осетинских гвардейцев Тедеевых из Кахетии[15]. Пехота и кавалерия меньшевистской гвардии, поддерживаемые всеми огневыми средствами, со всех сторон наступали на позиции красных партизан, но дружным огнём повстанцев они отбрасывались с потерями назад на исходные позиции. Противник, вооружённый до зубов, в несколько раз превосходил красных партизан. Борьба шла за каждую пядь земли; населённые пункты Джабиевых и Бетеевых несколько раз переходили из рук в руки. Захватив эти сёла, гвардейцы-головорезы разграбили у бедных крестьян всё, что было нажито годами: движимое и недвижимое имущество, учинили у них полный разгром. В общем, бесчинствам меньшевиков и их банды не было видно конца. Грабители забрали из домов всё зерно, высыпали прямо на землю и кормили своих лошадей, скот резали для очередного пира, а вином их снабжали Цхинвальские купцы. Кое-где оставшихся стариков били прикладами; Джабиева Гиго, Марданова Ника и других застрелили без всякого суда. Всё это вызывало у трудящихся законную ненависть к меньшевистскому режиму.
Партизанские отряды под командованием Цховребова Саши, Кочиева Сандро, Тедеева Кизо, Карсанова Писра, Козаева Ивана К., Цховребова Габо и других упорно защищали свои позиции, нанося ощутимый урон противнику. У села Квернети кавалерия противника атаковала кладбище, которое защищали бойцы команды Тедеева Кизо – Джиоев Разден, Кулухов Иване, Медоев Беца – эти товарищи проявили воинскую отвагу и храбрость: противник, потеряв убитыми и ранеными, был вынужден отступить назад. Через некоторое время, укрепив свои ряды, кавалерия противника обратно с обнажёнными клинками перешла в наступление на горстку красных партизан. К тому времени подоспели товарищи Санакоев Гио, Санакоев Аслан, Тедеев Кизо, Кочиев Мишта, Тедеев Илико, которые залповым огнём приостановили её наступление. Кавалерия, потеряв почти половину своего состава, отступила назад навсегда.
На склоне западной стороны села Кусрети старую башню противник превратил в свой опорный пункт, который сильно мешал наступательным операциям красных. Отсюда гвардейцы простреливали массированным пулеметным огнём позиции красногвардейцев на высотах Кусрет и Квернет.
Ночью Цховребов Саша, Цховребов Ило, Цховребов Миха, Цховребов Васил, Цховребов Габо, Цховребов Павлуш, Джиоев В., Гассиев Васил, Гассиев Горичка, Кочиев Мишта, Козаев Г. Г., Мита и другие подкрались к старой башне, и утром рано на рассвете атаковали её. Весь личный состав укреплённого района гвардейцев почти был истреблен, а станковый пулемёт вместе с пленниками, и другое оружие, забрали с собой партизаны.
Большую отвагу в борьбе с врагами народа показали партизаны отряда Кочиева Сандро, Касабиев С. Р. и Касабиева Ф. Р. у их села Квернети, которые пали смертью храбрых. В этих боях за село Квернети исключительную храбрость показал Цховребов Л. К., только что вернувшийся с северо-западного фронта, участник мартовских событий Цхинвали[16]. Он вступил в единоборство с целой группой гвардейцев. Убив несколько человек, он заскочил в дом, но гвардейцы его преследовали и ворвались в дом. Ладо первого ворвавшегося застрелил наповал, но следующий выстрел не смог больше сделать, затвор десятизарядной турецкой винтовки испортился, тогда он начал бить гвардейцев прикладом. Одного из них убил, а двух тяжело ранил, сам пал смертью храбрых.
Героизм и преданность красногвардейцев трудовому народу, идеям Великого Октября, никакая сила не могла поколебать. Меньшевистский карательный отряд В. Джугели, потеряв значительную часть своего состава убитыми, ранеными и пленными около 400 ч., отступил назад в Цхинвали. Вскоре после этих событий меньшевистское правительство предложило командованию красногвардейцев перемирие, и прислало своих представителей в составе трёх человек, уездного комиссара Карцивадзе, других не помню, в село Мхслеб Джавского района, который превратился в центр вооружённого восстания Юго-Осетии. От Джавского приходского общества, как тогда говорили, в переговорах участвовали Цховребов-Сермасти Тато, Санакоев Сандро и священник Бегизов А. Переговоры велись в здании школы. Представители власти меньшевиков потребовали вернуть обратно пушки, пулемёты и винтовки, отобранные у гвардейцев партизанами, выдать руководителей красногвардейцев и убийц Коста Казишвили, Георгия Мачабели и Кецховели Сандро, освободить всех военнопленных гвардейцев. После нескольких дней споров и переговоров представителям меньшевиков вернули пушку без затвора и, как говорят русские, они вернулись не солоно хлебавши.
Примерно в начале июня 1918 г. меньшевистское правительство, вероломно нарушив условия перемирия, снарядило другой карательный отряд, и под командованием полковника Абашидзе направило на сей раз в Сачхеро-Кударо-Теделетский район с целью их оккупации. Тем самым они пытались создать реальную угрозу ликвидации партизанского движения против меньшевистского режима во всех районах, захватить Дзау, который тогда являлся руководящим центром революционного движения Юго-Осетии за власть Советов.
Меньшевистский карательный отряд, прибыв в Сачхеро-Теделетский район, так же, как и другие отряды – стал бесчинствовать, насильственно отбирал у крестьян осетин и грузин зерно, сено, лошадей и т. д. для снабжения меньшевистской армии. В результате этих бесчинств трудящиеся Сачхерского-Теделетского, Кударского районов восстали против поработителей.
В Кударский район для руководства вооружённым восстанием прибыл председатель Окружкома партии Юго-Осетии Санакоев В. А., секретарь Окружкома Джатиев А. М., командующим вооружённого восстания был назначен Хугаев Доментий, заместителем Джиоев Александр, начальником штаба Теблоев Тедо, политкомиссаром Джиоев Г. Г., командирами частей были: Джиоев Архип, Квемеладзе Терентий, Читадзе Ягор, Хведелидзе Баграт[17], Джигкаев Сослан, Баззаев Давид, и другие. К ним на помощь прибыл также отряд в составе около 60 человек из Корниси Харебова Исака.
В этом районе меньшевистское правительство решило дать решающий бой. Видимо, этим объясняется продолжительность войны, которая длилась здесь более двух месяцев. За это время карательный отряд применял все формы и методы борьбы, чтобы добиться успеха, но все они оказывались безуспешными. Потеряв убитыми, ранеными и пленными около 200 человек, гвардейцы отступили из Сачхери, оставив на поле боя своего командующего полковника Абашидзе. Таким образом, план покорения трудящихся Юго-Осетии контрреволюционного правительства Грузии и на этот раз так же с позором провалился, под натиском решительной борьбы красногвардейцев, меньшевикам не удалось распространить свою власть в стране.
Благодаря руководству членов окружного комитета партии большевиков, организованности и дисциплине, потери со стороны восставших крестьян были незначительными: партизаны в боях под Сачхерой потеряли убитыми и ранеными около 40 человек, в том числе в жестоких схватках с противником был смертельно ранен преданный делу рабочего класса и революции сын осетинского народа Харебов Исак.
Меньшевики, кроме организации карательных военных походов против трудящихся Юго-Осетии, предпринимали и другие меры подчинения массы своему господству, в том числе и идейную обработку народа в духе меньшевистского национализма. Для того, чтобы укрепить ненавистную народу власть, меньшевики на местах проводили усиленную пропаганду и агитацию в массах устно и через прессу идеи меньшевизма, особенно в период выборов в государственные органы. Но и на этом фронте тоже терпели поражение за поражением. Например, во время выборов представителей в Джавский национальный съезд, примерно в мае месяце 1918 г., на избирательном участке села Мхслеба, разыгралась острая борьба между большевиками и меньшевиками. Во время голосования Цховребов Миха дал Цховребову Павлуше и мне бюллетени вроде красного цвета, которые мы тайком раздавали избирателям, а сам Павлуш, он был старше меня, высокого роста, видимо штук пятьдесят опустил в урну. Тогда каждая партия имела свою урну, куда опускались бюллетени. Вскрытие урны и подсчет голосов производился в присутствии всех. В результате голосования, которое происходило на поляне возле церкви, из присутствующих 2000 человек, за большевиков было подано свыше 1900 голосов, остальные около 30 голосов было подано за меньшевиков. После голосования меньшевики и эсеры переругались между собой, обзывая друг друга по-всякому, в том числе и священник Бегизов А. ругал свою жену за то, что она, перепутав бюллетени, голосовала за большевиков. В общем это была весёлая и поучительная картина, характеризующая отношение трудящихся Юго-Осетии к меньшевикам Грузии и их иностранным покровителям.
В начале июня 1918 г. брат моей матери Цховребов Михаил Николаевич взял меня с собой в Дзау, видимо с намерением разузнать, как об этом сказано выше, причину исключения меня из училища. Я тогда жил в Схлебе у дедушки, откуда я ходил в школу. Мы пришли в дом Санакоева Владимира Аржевановича. Он нас встретил дружелюбно и спросил какие новости в селе Схлеби. Миха проинформировал Лади, как прошло собрание избирателей, участие молодёжи во время голосования, и как после собрания ругались меньшевики и эсеры. После этого Миха познакомил меня с ним, назвав имя и отчество моего отца. Лади улыбнулся и ответил, что отца знал хорошо, как друга Самсона Санакоева, которые состояли в социал-демократической организации. Я тут же вспомнил рассказ бабушки, как какой-то Самсон со своими товарищами посещали наш дом в селе Морго. Владимир пригласил нас в комнату и передал присутствующим то, что говорил Миха, при этом добавил, что народ ненавидит меньшевиков. Он был очень скупой на слова.
В доме, как я понял после, были Джатиев Александр Михайлович, Плиев Арон Иорданович. Все присутствующие произвели на меня исключительно хорошее впечатление, особенно один из них с черными кудрявыми волосами на голове, с прекрасными чертами лица, который с неукротимой волей и ненавистью к меньшевикам, говорил о необходимости создания по всей Юго-Осетии большевистских подпольных организаций. На мой вопрос, кто он? Миха ответил – это Джатиев Александр.
Буквально через день после этого исторического совещания, в Джаве происходил съезд представителей Национального Совета. В день начала работы съезда Цховребов Павлуш, Бегизов Павлуш и я, мы почти всё время ходили весте, утром следуя в Дзау, по дороге у оврага, где ныне школа-интернат, встретили Макоева Андрея Бекоевича, который каждому из нас дал по пачке бюллетеней для подачи голосов за большевиков и наказал, чтобы их распространили среди избирателей.
На Национальный съезд, кроме представителей народа, прибыл из Тифлиса незваный гость, видный меньшевик и один из главарей предательского меньшевистско-националистического правительства, Ной Рамишвили, который выступил на собрании с клеветой на партию большевиков и её членов, обвиняя их в организации убийств и кровопролитий, в распространении анархизма и национальной розни и т. п., и в то же время он превозносил до небес «мирную политику» меньшевиков, призывая население Юго-Осетии сдать оружие и подчиниться законам и порядкам, установленным меньшевистским правительством.
Председательствовал на съезде Санакоев Сандро. После Рамишвили с пламенной зажигательной речью выступил Джатиев А. М. Это была не простая речь, а гром и молния, сражающая всё на своём пути. Казалось, что перед вами выступает не сын осетинского народа Александр, а великий итальянский оратор Цицерон. Его слова метко поражали сердце, и в то же время они были сладкие как мёд. Все присутствующие замерли на своих местах, слушая захватывающую речь молодого Александра, а представитель власти и его друзья изрядно нервничали. Он в своем выступлении не оставил камня на камне, превращая в мыльный пузырь всё то, что было сказано представителем меньшевистского правительства на съезде – Рамишвили.
Профессиональный революционер, член Кавказского Краевого Комитета РКП(б) Филипп Махарадзе, который нелегально присутствовал и руководил работой съезда, слушая речь Александра, с восхищением выразил: «С такими большевиками весь мир преобразуем!».
После выступления Джатиева национальный съезд по существу превратился в манифестацию протеста трудящихся Юго-Осетии против продажного правительства меньшевиков, за немедленное установление власти Союзов. Голосование происходило под большим ореховым деревом во воре дома Санакоева Ванка.
В этом доме, я впервые на веранде увидел Филиппа Махарадзе, который разговаривал с Санакоевым Лади и Магкоевым Андреем. Он был красивым, с бородкой, крепкого телосложения, давал какие-то указания, спрашивал, как распространяются бюллетени и т. д. Во время выборов членов Национального Совета откуда-то принесли длинную верёвку и двое мужчин взялись за концы веревки и начали голосование. В правую сторону переходили сторонники большевиков, а в левую сторонники меньшевиков. Их оказалось ничтожное количество. Рамишвили, увидев поражение на съезде, сразу сел на фаэтон и удрал из Джавы под охраной милиции. Большевики торжествовали свою победу на съезде. Подавляющее большинство членов совета оказались большевиками. О событиях на съезде газета «Борьба» тогда писала, что «приехавшая из Тифлиса группа во главе с Филиппом Махарадзе обсуждала во время занятий на съезде все встававшие перед нами вопросы и давал директивы своим сторонниками. Они занялись подготовкой наступления на контрреволюционный Тифлис»[18].
Таким образом, борьба трудящихся Юго-Осетии под руководством Краевого Комитета и Окружного комитета партии большевиков, против господства помещиков и буржуазии, всё больше и больше наращивалась, становясь всё больше организованной и решительной для поставленной цели. Тогда Юго-Осетия являлась самым отсталым районом царской России, бедняки по отношению сельского населения в среднем составляли 65%, а в Юго-Осетии по нашему подсчёту, составляли значительно больше, примерно 78%. Отсюда подавляющее большинство населения Юго-Осетии являлось полупролетарской массой, которая была тесно связана с рабочим классом Закавказья. Этот факт обусловил пролетарский характер революционного движения трудящихся Юго-Осетии. С другой стороны, рост революционного движения в стране и борьба против господства меньшевиков осуществлялась под непосредственным руководством члена Кавказского Краевого Комитета РКПб Филиппа Махарадзе, который, скрываясь от меньшевистских агентов, иногда месяцами проживал в Джавском районе.
В результате большой проведённой политической работы в массе уже к концу 1918 года во всех районах Юго-Осетии возникли и стали работать партийные организации. Были созданы районные партийные комитеты в Джаве, Руке, Ортеви, Белоте, Андорете, Цунаре, Корнисе, Цоне, Кемульте, Кударе, которые развернули организационно-воспитательную работу среди трудящихся, вдохновляли из в борьбе против меньшевиков, за своё освобождение. В этих комитетах работали такие преданные делу революции товарищи как Карсанов Александр (Писр), Тедеев Семён (Кизо), Кочиев Еста, Санакоев Дате, Санакоев Мате, Бегизов Чермен, Плиев Сослан, Сланов Авакум, Гаглоев Ефрем, Чочиев Николай, Гассиев Тате, Чочиев Еста, Гобозов Иосиф, Хуриев Алексей, Кабулов Петре, Хубулов Владимир, Мамитов Габо, Хубаев Иване, Тедеев Митя, Вагеев Гиго, Тибилов Илья, Козаев Георгий, Кочиев Сандро, Джиоев Архип, Джиоев Александр, Битиев Семён, Лалиев Гиго, Багаев Николай, Кабисов Илья, Хугаев Доментий, Нартикоев Семён, Хугаев Миха, Хабалов Сави, Кокоев Део, Пухаев Ясон, и многие другие.
Вследствие проведённых мероприятий Юго-Осетинская Окружная партийная организация стала более боеспособной, в значительной мере укрепилась организационно и намного выросла в численном отношений. Уже к середине 1919 г. в её рядах насчитывалось около 900 членов партии и до 1200 сочувствующих.
Отсюда стало необходимым всё это организационно оформить. Примерно в июне 1919 г. представители вышеуказанных партийных организаций Юго-Осетии собрались нелегально в лесу Костау в ущелье около 2-х километров от села Дзау, на первую окружную партийную конференцию. После обсуждения докладов Санакоева В. А., Джатиева А. И., Плиева А., конференция избрала новый состав Окружкома партии в лице Санакоева В. А. (председатель), Джатиева А. М. (секретарь) и членов Гаглоева Сергея, Плиева Арона и Абаева Александра.
Одним из решающих вопросов партийной организации в то время в Юго-Осетии являлся – завоевание большинства масс на сторону пролетарской революции, в том числе и молодёжи.
В связи с этим необходимо подчеркнуть, что работу меньшевиков среди молодёжи Юго-Осетии, также и по другим вопросам, постигла неудача. Им удалось в Дзауском районе создать меньшевистскую гвардейскую организацию молодёжи в количестве всего-навсего 30 человек, которой руководил Гассиев Иван. Говорят, что за плохую работу он получил выговор от уездного комиссара Карцивадзе. Иван много старался чтобы расширить свою организацию. Членов союза обучал стрельбе, создавал им привилегию, обещал всякие меньшевистские прелести и т. д., но всё это не дало нужного результата. Тогда он перешёл к шантажу и угрозам; подросткам, которые отказывались вступить в его организацию, угрожал арестом. Однажды летом 1919 г. он стал уговаривать Джиоева Газана уйти со Спартаковской организации и вступить в гвардейскую организацию. Получив от Газана отрицательный ответ, он ударил его кулаком в лицо. В одно утро осенью 1919 г. к нам в дом явился десятский (лицо, в старое время выполняющее обязанности полицейского) нашего села Джиоев Коста, отец Газана, который рассказал моей бабушке о том, что получен приказ от уездного комиссара об аресте активных участников и руководителей вооружённого восстания. Всё это я, находясь на чердаке дома, слышал. Обо всём этом я рассказывал Санакоеву Серо, как мы тогда его звали.
Однако меньшевикам не удалось сколько-нибудь склонить на свою сторону осетинскую молодёжь: как и её предки, так и она оказалась преданной делу пролетарской революции. Она всё больше и больше сколачивалась вокруг коммунистической партии большевиков. Всей организационной и воспитательной работой молодёжи занимался окружной комитет партии и лично его боевой председатель Санакоев В. А. В начале к Дзауской социалистической организации молодёжи был прикреплён младший брат Серо – Санакоев Иван, который проделал большую работу, проводил беседы среди членов «Спартака» по текущим вопросам, обучал их военному делу, стрельбе из винтовки и пулемёта, изготовлению самодельных ручных гранат из бутылок и т. д. Среди молодёжи так же работал Санакоев Геча.
Летом 1918 г. (дату не помню) Санакоев Лади объяснил мне необходимость организации молодёжи также «донæн уыцыфарс», т. е. левой стороны Лиахвы, в Джрийском обществе. Задание Лади я с удовольствием выполнил: была создана Джрийская социалистическая организация молодёжи, в которой активно участвовали Джиоев Ленто Ар., Джиоев Кон., Джиоев Илака Тих., Джиоев П., Макоев Гриша, Джиоев Кола, Джиоев Арсен, Джиоев Шакро (Захар), Гассиев Илас, Котолов Гри, Гассиев Гриша, Джиоев Васа, Бабаев Захар, Кулухов Жабе Несторович, Бабев Садул, Котолов Мойсей, Кулухов Коста, Медоев Фёдор, Габараев Апаллон. Впоследствии такие же молодёжные организации возникли в Схлебе, Гуфта, Руке, Кемульте, Цоне, Ортеве,в Корнисе, Цунаре, в которых числилось всего около 1300 человек. В этих районах были созданы конспиративные руководящие органы молодёжных организаций. Председателями этих организаций были: в Дзауском районе Санакоев Борис, членами комитета были Санакоев Аршак, Санакоева Кесар, Тедеев Володя (Троцкий), Санакоев Гри, в Джрийской организации работал Джиоев Ленто; членами комитета – Джиоев Газан, Джиоев Шакро, Гассиев Гриша (убит под Бургустаном), Котолов Гри. В русском районе: Плиев Гби (Семён), членами комитета работали Гаглоев В., Плиев Филипп и другие. В Ортевском районе Чочиев (имя не помню), членами были: Бекоев Алексей и другие. В Кемультском районе работал Багаев Сергей, а членами комитета были: Тедеев Костя, Остаев Аполлон и другие. В Цоно-Теделетском районе Джиоев Тембол (членов комитета не помню). В Гуфтинской организации: Джиоев Александр, членами комитета были: Битиев Николай, Джиоев Николай (чёрный) и другие. В Схлебской организации работал Цховребов Филуш, члены: Цховребов Митуша, Цховребов Андрей, Бегизов Павлуш, Бегизова Наташа, Цховребова М.[19]
Примерно во второй половине октября 1919 г., накануне годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, представители вышеуказанных молодёжных организаций, около 30 человек, собрались подпольно вблизи Дзау-Суар, в лесу, где ныне санаторий. Собранием руководил председатель окружного комитета партии Санакоев В. А., здесь же присутствовал представитель Тифлисского комитета РКП(б) Девдариани Гайоз, а в качестве у нас был милиционер Цховребов Кола, который следил за гвардейцами. В это время Филипп Махарадзе, на предоставленных ему комитетом лошадях, ехал через перевал во Владикавказ, где в то время находился Кавказский Краевой Комитет РКП(б). Его до места сопровождали Абаев Цицка, Гассиев Васил и Плиев Николоз.
Санакоев Лади выступил на собрании и рассказал о текущих событиях в стране, о задачах членов Союза молодёжи в условиях подполья и меньшевистской реакции в Грузии. После этого по предложению Гайоза молодёжная организация «Спартак» была переименована в Российский Коммунистический Союз Молодёжи. На этом же собрании образовали окружной комитет комсомола Юго-Осетии в составе Санакоева Лео (председатель), Цховребова Ефима (заместитель), а членами комитета избрали Качмазова Пируза, Джатиева Илико, Санакоева Аршака, Харебову Майку, Плиева Гби, Гаглоева Данела и меня в качестве секретаря. Через некоторое время в начале 1920 г. по рекомендации Лади меня приняли в комсомол. В силу этого я стал членом коммунистической партии большевиков с 1918 года, а членом Ленинского комсомола с 1920 года.
Эти вышеприведённые факты характеризуют то бесспорное положение, как под руководством ККК РК(б) росло влияние и авторитет партии среди рабочих и крестьян Грузии. Вследствие этого непрерывно возрастала борьба трудящихся Грузии против меньшевиков и иностранных интервентов. Отсюда по указанию Краевого Комитета партии в августе 1919 г. Тифлисская губернская конференция большевиков вынесла решение о проведении вооружённого восстания по всем районам Грузии ко дню годовщины Октябрьской социалистической революции. Для подготовки и проведения восстания Тифлисский комитет партии разработал план выступления и разослал свой актив по районам.
25 октября 1919 г. трудящиеся Рукского района под руководством члена окружкома Джатиева А. М. восстали против меньшевистского режима, разоружили начальника милиции Чабиева Мате со свитой и объявили Советскую власть. Примерно в это же время выступили с оружием в руках крестьяне Ахалкалакского, Меджрисхевского, Хашурского районов под руководством Айдарова Знаура, Арсена Ломидзе, Тигишвили и других.
Однако грузинским меньшевикам, при активном участии английской разведки, удалось раскрыть план вооружённого восстания и арестовать руководителей «Военно-революционного штаба», «Гарнизонного Совета депутатов» и многих районов Грузии – Гори, Атене, Ахалцихе, Хашури и т. д. В результате этого вооружённое восстание на этот раз не удалось осуществить.
Меньшевистская правительство, рассвирепев, спешно стало направлять карательные отряды по всем районам Грузии с задачей: на сей раз покончить с революционным движением трудового народа в стране.
В Цхинвальский район был послан гвардейский отряд численностью около тысячи солдат под командованием генерал-майора Кониева. Примерно 6 декабря 1919 г., при активном участии осетинских предателей – меньшевиков и эсэров – впервые за всё время борьбы осетинского народа, гвардейцам удалось тайком пробраться в Дзауский район. Однако все партизанские отряды заранее знали о продвижении меньшевистской армии.
По указанию окружного комитета партии Юго-Осетии все высоты вокруг Дзауской котловины ночью же были заняты партизанскими отрядами. С левой стороны Б. Лиахвы высоты Морго – Дзвар – Циара занимали отряды Карсанова Писра, Гассиева Коте и Гаглоева Тото. С правой стороны Лиахвы высоты Раро, Цон, Костау, Кемульта занимали отряды Хугаева Доменти, Остаева Архипа, Бязрова Кас, Тедеева Кизо, Кочиева Тате и пулемётный отряд Санакоева Ивана. По решению окружкома всеми отрядами командовал Санакоев Мате.
Меньшевистские гвардейцы, заняв населённые пункты Хслеб, Дзау, установили усиленную охрану с пулемётами на перекрёстках дорог, у мостов, запретили общение жителей левой стороны Лиахвы с правой стороной, короче говоря, в районе было введено военное положение. В результате этого связь между партизанскими отрядами правой и левой сторон Лиахвы отсутствовала. Примерно 7 декабря политкомиссар партизанских отрядов левой стороны Санакоев Михака утром рано вызвал меня к себе и передал донесение, чтобы я доставил в штаб партизанских отрядов, который находился, как сказано выше, с правой стороны Лиахвы в лесу Костау. При этом он рассказал, как следует вести себя в случае, если гвардейская охрана задержит.
Утром рано, как только появились первые лучи солнца, я, оставив винтовку, отправился с донесением в военно-революционный штаб. Пройдя мост, он тогда находился на том же месте, где и теперь (с той стороны было чистое поле) я увидел охрану в количестве около 12 человек гвардейцев со станковым пулемётом, которые находились в маленьких окопах примерно где ныне магазин сельпо. Проходя мимо них, один из них, видимо командир, позвал к себе и отвёл в помещение Джавского вышеначального училища. По пути следования я бумагу съел. На вопрос командира отряда – куда я иду? Я ответил, что иду в Хслеб к матери. Он обвёл руками, повертел меня и поговорив с кем-то по телефону, вытолкнул из помещения, сказав, чтобы я шёл без оглядки.
Я пошёл обратно в сторону с. Схлеба, думая где бы незаметно свернуть в сторону Костау. А гвардейцы всё время наблюдали за мной. Дойдя до оврага, где теперь здание райкома партии, я быстро пошёл по лощине и мимо села Тонтобет, прячась в кустарнике, дошёл до штаба партизан. В штабе шла усиленная подготовка для разгрома меньшевистского карательного отряда в Джавском районе. Санакоеву В. А. передал устно донесение Михака и всё то, что произошло по пути следования. Санакоев Лади тут же приказал вернуться обратно в Дзау и разузнать местонахождение меньшевистского отряда. Я по оврагу спустился в село Дзау. При разведке было установлено: один меньшевистский отряд, около эскадрона кавалерии, находился в Джаве. Штаб командующего полковника Химшиашвили находился в доме Тедеева Цопана, другой отряд двух батальонов расположился в помещениях вышеначального училища. Свою артиллерию в количестве четырёх пушек противник расположил в поле с правой стороны дороги, не доходя до села Дзау, напротив села Шушитикау, а третий отряд, под командованием подполковника Чхеидзе, установил пулемёт под куполом церкви, занимал школьное помещение в селе Хслеб. Общее количество гвардейцев, видимо, было не менее трёх батальонов, около 1000 штыков. Со всеми этими данными я вернулся в Костау. По пути к штабу я на северо-западной окраине села Тонтобет неожиданно наткнулся на отряд гвардейцев около 40 человек под командованием белого офицера, который по какой-то причине ругал по-русски трёхэтажным матом гвардейцев. Отряд двигался цепью в направлении высот Костау. Ускорив шаг к месту назначения, я передал разведывательные данные Санакоеву Лади и Джуссоеву Ал., рассказав им о продвижении меньшевистского отряда на правом фланге повстанцев.
Вскоре завязалась стрельба между красными партизанами и гвардейцами. В итоге борьбы меньшевистский отряд, спасаясь бегством, оставил на поле боя двух гвардейцев. Один из них оказался раненым руку. Тут же Джатиев Александр стал оказывать ему первую помощь, завязывая раненую руку гвардейца, Александр начал упрекать его, как мол вы идёте против родного народа в интересах помещиков и т. д. Он что-то непонятно пробормотал, а потом едва слышно произнёс – «можно спросить, кто вы такие?» Александр улыбнулся и назвал свою фамилию. Гвардеец, услышав фамилию «Джатиев», сразу опустился на землю и с удивлением простонал: «Да как же так. Нам говорили, что Вы и ещё какой-то Санакоев (он тут же присутствовал) командуете бандой смутьянов, убиваете людей, особенно грузин. Нам приказали доставить Вас живыми или мёртвыми в штаб, а Вы такой добрый человек, что оказываете мне помощь». Александр засмеялся и стал объяснять гвардейцам: «Да вот так, как вы видите, меньшевики защищают интересы помещиков, отказались дать земли крестьянам, а вас обманывают. Мы, большевики, отпускаем вас по домам и просим разъяснить крестьянам, что большевики настоящие освободители и защитники кровных интересов рабочих и крестьян». С этим наказом они были отпущены на все четыре стороны.
Окружной комитет партии и ревком разработали практические мероприятия по ликвидации противника: были созданы штурмовые отряды во главе красных боевых офицеров Санакоева Мате, Цховребова Габо, Цховребова Саши, Тедеева Кизо, Карсанова Писра, Санакоева Ивана, Хугаева Доменти и Гаглоева Тото, которые каждый на своём участке должны были ночью 9 декабря к утру незаметно атаковать противника со всех сторон. В общем, разгром меньшевистского карательного отряда в Дзавском районе висел на волоске.
Однако руководители Тифлисского губернского комитета и окружком Юго-Осетии обсудили сложившуюся обстановку и решили, учитывая зимние условия партизанской войны и интересы трудящихся крестьян, временно отложить выступление против меньшевистской власти и перебросить основные силы партизанских отрядов в Рукский район, закрепив его за собой. Ночью по лесным тропинкам и оврагам мы снялись со своих мест и перешли к месту назначения. В трёх-четырех км от села Ванела в сторону Рука с левой стороны Лиахвы примерно 700 метров от Тлийского ущелья сделали большую землянку, где мы зимою жили около трёх месяцев.
Жить приходилось в очень трудных условиях, часто днями сидели без пищи. Тогда начальником снабжения работал Габуев Т., рабочий, который рассылал бойцов по сёлам для сбора продовольствия. Мы тогда находились в экономическом отношении на попечении крестьян, которые охотно делились с нами последним куском хлеба.
Однажды зимой Кокоев Део и я перебрались в село Кимас-Цру и ходили как нищие по домам, просили хлеб. Собрав немного печёного хлеба, я его сложил в дзакул, вроде как вещевой мешок из сыромятной кожи, и отправился обратно в стан партизан. Спускаюсь по склону горы в кустарнике, выше дома Парастаева Тембола, споткнулся, и у меня из сумки через голову вниз полетели круглоиспечённые в золе буханки хлеба из ячменной муки. Посмотрев вслед за буханками хлеба, которые прыгали как мячи и летели с бешеной скоростью по крутому склону горы, я внизу заметил гвардейцев около 15 человек. Они что-то всполошились и стали быстро отходить назад в село Хуце. Гвардейцы изрядно перепугались, видимо подумали, что попали под засаду партизан, которые на них сбрасывают камни с горы. После того как они скрылись с глаз, я спустился вниз к Лиахве, и с большим трудом мне удалось найти несколько штук буханок хлеба, которые я собрал и перебрался к своим. Партизанам о происшествии по пути я ничего не сказал из-за того, чтобы не ругали за пропажу хлеба. Тогда на десять человек давали одну маленькую буханку хлеба, весом около 1,5 кг.
1919 и начало 1920 года Советская республика отмечала торжественно: молодая Красная Армия, под непосредственным руководством вождя В. И. Ленина, разбила белогвардейскую армию Деникина и успешно продвигалась на Северном Кавказе. В связи с этим Кавказский Краевой Комитет РКП(б) призвал горцев и партизанские отряды двигаться навстречу Красной Армии с целью окружения остатков белогвардейцев на Тереке и уничтожения их.
По указанию Юго-Осетинского окружного Комитета РКП(б) партизанский отряд численностью около 400 чел., под командованием Цховребова Габо, Тедеева Кизо, Санакоева Васо, Карсанова Писра и других, в начале февраля 1920 года в зимнюю пору перешёл через главный Кавказский хребет, Рукский перевал, на Северный Кавказ. Здесь к нам присоединились партизанские отряды Гино Баракова, Бекузарова Тасолтана и др. Район от Закка до Алагира был очищен от белогвардейцев. Мы около 10 дней жили в Мизуре, в помещении мизурской фабрики.
Примерно 20 февраля наш отряд, под командованием Санакоева Мате, двинулся на Алагир и, после небольших стычек в районе старого недостроенного бельгийского свинцового завода, освободили его от белогвардейцев. Много офицеров царской армии, в том числе и четыре генерала, арестовали и засадили в тюрьму. Начиная от Алагира до Владикавказа, все населённые пункты, в исключительно трудных климатических условиях, навсегда освободили от врагов трудового народа.
Покончив с противником в Северной Осетии и установив Советскую власть, все партизанские отряды собрались в г. Владикавказ. Там нас разместили в апшеронских казармах. В начале мая, согласно указанию члена Реввоенсовета Кавказского фронта Серго Орджоникидзе, из партизанских отрядов сформировали первую Юго-Осетинскую бригаду. Командиром бригады окружком партии назначил Гаглоева Сергея, Политкомом – Джиоева Гега, командиром полка – Санакоева Мате, командиром первого батальона – Джиоева Александра, второго батальона – Джиоева Архипа, третьего батальона – Цховребова Габо, командирами первой роты Тедеева Кизо, второй роты – Карсанова Писра, третьей роты – Плиева Александра, четвёртой роты – Кочиева Сандро, пятой роты – Козаева Федра, шестой роты – Сланова Сако, восьмой роты – Кочиева Тараса; начальником пулеметной роты – Санакоева Ивана, начальником разведкоманды Лалиева Гиго, и начальником хозчасти – Джигкаева Дзоца. Я был в роте Карсанова Писра, в третьем взводе, которым командовал Аршак Остаев.
С образованием осетинской бригады наше положение в отношении питания до некоторой степени стало лучше, что же касается обмундирования, то оно в феврало-апрельских походах и боях с белой бандой совершенно износилось. Бойцы штопали верхнюю одежду, из сыромятной кожи делали себе лапти (коходзита). В таком состоянии мы с утра до вечера усиленно занимались боевой и политической подготовкой.
Однако учиться военному делу нам не долго пришлось во Владикавказе. Меньшевистские каратели, после перехода окружкома партии, Ревкома и основных сил партизанского отряда на Северный Кавказ, установили в Дзаусском оккупированном районе невыносимый режим. По доносам местных предатели гвардейцы арестовывали и били активистов – членов партии, стариков, подростков, насиловали женщин и девушек в Дзаве, Крозе. Каратели обложили крестьян данью: с каждого дома они брали один воз сена, арбу дров, мешок картошки, крупный и мелкий рогатый скот и т. д. Вместе с этим экономическое положение трудящихся Грузии становилось всё хуже и хуже. В связи с этим участились выступления рабочих и крестьян в различных районах против меньшевистского режима.
Учитывая подъём революционного движения в Грузии, Бюро ККК РКП(б) во главе Серго Орджоникидзе вынесло решение о подготовке и проведении в мае месяце 1920 г. вооружённого восстания с целью свержения антинародного правительства меньшевиков и установления власти Советов.
На помощь восставшим крестьянам и рабочим Грузии, примерно 30 мая, направили нашу бригаду. Перед отправкой бойцам раздали по 300 штук боевых патрон, котелки, походные лапти, вещевые сумки. 6 июня мы уже были на исходных позициях на северо-западных высотах села Дзау. Теперь командующим бригадой был назначен Мате Санакоев, который со знанием дела умело разработал план разгрома меньшевистского карательного карательного отряда в Дзаусском районе. Части бригады наступали тремя колоннами: через Кударо – под командованием Джиоева Архипа; Кемульта – Раро под командованием Цховребова Габо, Дзуцова Арсена и Цховребова Саши; Рук – Ванел под командованием Гаглоева Тото. Разведотрядом в этом направлении командовал Кесаев Федр. Отряды Козаева Ивана и Лалиева Гиго, до общего наступления на противника, заняли Кехвскую теснину, преградив гвардейцам путь к отступлению. 6-го июня утром рано указанные части бригады перешли в наступление на противника, окружая его со всех сторон. Примерно к исходу дня карательный отряд был разгромлен почти полностью; остатки бежали через Джрия – Сер в направлении Цхинвали. После этого 7 июня части бригады заняли Цхинвальский район, очистив его от гвардейцев. Наша вторая и восьмая роты под командованием Карсанова Писра и Гаглоева Тото, вместе с восставшими крестьянами, разбили один батальон противника в районе Ниниа – Морго – Сер. Взяли в плен около 190 чел., в том числе их командира, который был ранен в ногу. Общее число потерь врага составило 800 человек.
К вечеру 7 июня были освобождены от меньшевистского режима Корнисский, Ортево-Белотский, Цунарский и Цхинвальский районы. Повсюду народ торжествовал свою победу. В этих боях особо отличились командиры Тедеев Кизо, Кочиев Тате, Карсанов Писр, Лалиев Гиго, Дзуцов Арсен, Гаглоев Тото, Цховребов Габо, Цховребов Саша, Козаев Иван и другие.
8 июня 1920 г. в Цхинвали, с маленького балкона дома Карсанова Тикуна (ныне здание облмилиции), на многолюдном митинге член Юго-Осетинского окружного комитета партии большевиков Джатиев А. М., под бурные аплодисменты присутствующих, провозгласил установление Советской власти в Юго-Осетии. Митинг прошёл с большим политическим подъёмом, на лицах присутствовавших чувствовалась радость.
В это время в Грузии свирепствовал меньшевистский террор. Большевистские организации в Горийском, Душетском, Сенакском, Зугдидском и в других районах были закрыты, многие руководители и активисты партии – репрессированы, тюрьмы были переполнены арестованными большевиками. Вследствие этого вооружённое восстание, намеченное Краевым Комитетом партии на май месяц, не состоялось. По этой причине дальнейшее наступление частей бригады было приостановлено в ожидании дальнейших указаний[20]. Отсюда командование бригадой, предвидя контрнаступление меньшевистской армии против нас организовала оборону в районе Ортево-Цхинвали-Корниси, Сатикар-Дменис-Ванат-Кохат обороняли части Догузова Андрея, Мамитова Габо, Гассева Коте, Гаглоева Тото. Эред-Прис обороняла рота Карсанова Писра и пулемётная команда Санакоева Ивана, Цхинвал и окрестности обороняли части Тедеева Кизо, Кочиева Тате, Кочиева Сандро, район Цупар – Корнис обороняли отряды Козаева Ивана, Хасиева Мита, Тедеева Мита, Хабалова Сави и другие.
11 июня 1920 г. к вечеру над боевыми позициями бригады появился самолёт противника, видимо, с целью разведки. Командиры приказали бойцам не открывать огня, чтобы не раскрыть рубеж нашей обороны. Самолёт сделал несколько кругов в указанном районе и улетел обратно в сторону Гори. Было ясно, что меньшевики готовятся к наступлению против нас.
Меньшевистское правительство, во главе с Ноем Жордания, решило огнём и мечом подавить революционное движение трудящихся Юго-Осетии, боровшихся за власть Советов. С этой целью оно под командованием генерала Кониева на сей раз перебросило против повстанцев большое количество войск с артиллерией и авиацией около одной дивизии. С правой стороны Цхинвала в направлении Корнисского района наступал меньшевистский отряд полковника Химшиашвили, в центре на Цхинвал – отряд подполковника Чхеидзе, и с левой стороны Цхинвала в направлении Ваната – Ортева – Гери – Цру наступал отряд Валико Джугели. Основной удар противника был сосредоточен в этом районе. Здесь противник стремился выйти в район Цру – Чимас, чтобы пробраться в тыл и разбить наши части в Цхинвальском, Дзаусском и Корнисском районах.
10 и 11 июня мы, на расстоянии около 400 метров друг от друга, откопали небольшие окопы, день и ночь находились на переднем крае обороны без питания, по какой-то причине не подвозили пищу.
12 июня утром с восходом солнца при поддержке артиллерийского массированного огня меньшевистская гвардия перешла в наступление на оборонительные рубеж красногвардейцев. Я и мой двоюродный брат Резо находились на склоне за большим каменным домом села Ередви, с правой стороны от нас были Джиоев Разден И., Которов Разден, Кулухов Нестор, Медоев Федор, Джиоев Бзе, Гассиев Горичка, Гассиев Гриша, Габараев Ап., Касаев Васико, Кокоев Део, Джиоев Г.Д., Гассиев Джета и многие другие, пулеметчики Санакоева Ивана Гаглоев Дадо, Санакоев, Санакоев Аслан, Котолов Кола, Котолов Николас, Джиоев Андрей, Гассиев Виктор, Санакоев Д., Шавлохов Семён и другие.
Все больше и больше усиливался бой, противник вёл сосредоточенный огонь из пулемётов и восьми пушками по склонам Прис – Ередви. Шесть орудий были расположены у изгиба горийской дороги в виноградном саду северо-западной окраины села Тирдзниси и два орудия в районе Арбо, откуда все восемь пушек одновременно залпом обстреливали вышеуказанную местность.
Одновременно по всему фронту наступала пехота противника. Накануне боевых операций ночью к утру прошёл небольшой дождь. Небо было ясное и чистое, поэтому гвардейцев в жёлтых войлоковых шинелях на зелёном фоне было хорошо видно. До сих пор в глазах мерещится, как они шли цепью, волной в три ряда.
Когда противник подошёл на расстоянии ружейного выстрела, мы его встретили массированным ружейно-пулемётным огнём. Бой принял настолько жестокий характер, что выстрелы из пулемётов винтовок стали неслышными, в результате артиллерийской канонады: восемь выстрелов и вслед за этим следом восемь разрывов снарядов, которые создавали сплошной гул в ущельях. Шрапнель рвалась над головой, создавая большой металлический шум, будто с неба валится тоннами железо.
Однако бойцы и командиры красных, чувствуя ответственность перед страной и народом, стойко обороняли свои позиции. Контрудары частей бригады неоднократно заставляли наступающих гвардейцев отступать назад, ложиться под пулями партизан. Трудно сказать, сколько противник потерял убитыми и ранеными в этом бою, но со склонов хорошо было видно, как многие солдаты противника падали на землю, не вставая больше.
Силы обоих сражающихся сторон далеко не были равны. Красных партизан было около одного стрелкового полка. Противник, не считая артиллерию и авиацию, по грубым подсчётам, имел не менее одной дивизии со всеми приданными частями, то есть противник численно в три раза превосходил красных партизан. В результате такого превосходства, после двухчасового боя, противнику удалось прорвать нашу оборону на стыке между второй и восьмой рот в районе Ередва – Кохат, и стал обходить наш левый фланг. Другая группа противника прорвала оборону в районе села Прис – Згудер. Таким образом, под давлением в три раза превосходящих сил противника, вооружённого всеми видами оружия, частям красных партизан пришлось оставить линию обороны и отступить в направлении Дзау. Наша рота поднималась под свист пуль и снарядов по склону горы Тлиакан.
Командир полка Санакоев Мате, он всё время находился с нами, приказал закрепить за собой рубеж по линии Дампалет – Кехви – Зарцем – Гери.
В этих боях отличились своей храбростью Котолов Разден и Джиоев Разден, которые бились с врагом ли тех пор, пока они не были засыпаны землей в результате разрывов снарядов. Стойко боролись с противником Цховребов П., Джиоев Р.Н., Джиоев Оцеп, Битеев Н., Тедеев Костя, Джиоев Николай, Гаглоев Тато, Гассеев Коте, Козаев Гора, Козаев Иване, Цховребов Габо, Цховребов Миха, Цховребов Сардо, Цховребов Ило, Цховребов Саша, Бегизов Павлуш, Джиоев Бзе, Гассиев Гриша, Макоев Медор, Бекоев Алексей, Мамиев Карго, Хасиев Мита, Котолов Кола, Джиоев Андрей, Кочиев Сандро, Котолов Николай, Гассиев Горичка, Лалиев Гиго, Дзукаев Арсен и многие другие.
Исключительную храбрость в борьбе с противником показала группа бойцов во главе Мамиева Габо в количестве пяти человек: Келехсаев, Цховребов, Кокоев и Бибилов (к сожалению, забыл их имена). Они попали в окружение противника примерно напротив лесокомбината в винограднике. Кольцо окружения все больше и больше сжималось, завязалась горячая схватка с противником, храбрецы метким огнём убили уже несколько гвардейцев. В неравном бою с противником Келехсаев и Цховребов были ранены, но бой не прекращался. Командир гвардейского отряда предложил партизанам сдаться, но бойцы отказались, ответив усиленным огнём. Численность гвардейцев возрастала, а у бойцов патроны были израсходованы. Они с возгласом «Мы в плен меньшевикам живыми не сдадимся!» бросились на противника в рукопашный бой. Убив командира гвардейского отряда, Мамитов и Бибилов прорвали цепь окружения и скрылись в винограднике, а Келехсаев, Цховребов и Кокоев остались на поле брани. После этого Мамитов Габо попал в плен к меньшевикам, откуда, через крестных знакомых подкупил начальника охраны и ночью, при содействии охранника, некто Чхония Геро, сбежал из тюрьмы.
О подвигах вышеуказанных героев нам, красноармейцам, рассказывали командиры в 1920-м году примерно в августе месяце во Владикавказе, будучи во второй Юго-Осетинской бригаде. В 1921-м году летом мы их прах перенесли с виноградника на кладбище и похоронили с почестями.
На новом рубеже обороны сильные бои с противником произошли в районе Кехви. Здесь, на северной окраине с. Кехви, части Тедеева Кизо и Кочиева Тате, подпустив гвардейцев на близкое расстояние, открыли по ним сильный пулеметно-ружейный огонь, в результате чего противник, потеряв около одной роты убитыми и ранеными, отступил назад. После этого противник начал усиленно обстреливать артиллерийским огнём из двух пушек из села Курта линию обороны красногвардейцев и осетинские села Андис, Чирцина, Кулухти Кау, где находился наш штаб обороны, а село Мамитикау меньшевистские головорезы предали огню. Факельщики подожгли все дома.
На следующий день Гаглоев Тедо донёс командующему Санакоеву Мате, что части Джугели Валико, после сильного боя в районе Ортева-Гери, пробираются в сторону Цру-Чимас. В силу этого Санакоев Мате приказал частям красных партизан перенести оборону в район Кусчита – Ванел – Тли.
Партизанские отряды боролись с меньшевистскими поработителями в исключительно тяжелых условиях: при большом недостатке боеприпасов, отсутствие авиации, артиллерии, обмундирования и продовольствия. Они в борьбе с врагами, ради завоевания счастливой, свободной от эксплуататоров, жизни для своего потомства, для своих детей, ничего не жалели, отдавали беспрекословно самое дорогое для человека, собственную жизнь, лишь бы осуществились идеи Октября.
Меньшевистское правительство Ноя Жордания и К. со своими гвардейцами применяли против трудящихся Юго-Осетии нечеловеческие методы борьбы: они сперва обстреливали населённые пункты артиллерийским огнём, затем поджигали их, превращая недвижимое имущество крестьян в пепел. Тем самым эти факельщики оставили без крова десятки тысяч людей. Они не щадили ни детей, ни женщин, ни стариков – всех убивали без разбора их причастности в этом деле.
Тактику меньшевиков в отношении трудящихся Грузии достаточно ясно описал в своем дневнике меньшевик Валико Джугели. Он писал: «13 июня 1920 г. Вокруг нас горят осетинские деревни. Ужасная расправа… Я со спокойной душой и чистой совестью смотрю на пепелища и клубы дыма»[21].
Для трудового народа меньшевистский продажный режим в стране стал невтерпёж. Этот факт в то время народ ясно отразил в своих песнях.
«Жордания – Гегечкори
В карты играли.
В карты играли
Батум проиграли»
Ненависть трудящихся Юго-Осетии к меньшевистско-националистическому режиму дошла до крайних пределов, чаша терпения была переполнена. Они поднялись со своих веками насиженных мест, бросили на произвол судьбы движимое и недвижимое имущество, которое создавалось годами в тяжелых условиях царизма созидательным трудом, стали сплошной массой вместе со своими защитниками переходить главный Кавказский хребет в Терскую Советскую республику. Великая бессмертная идея Октября захватила всех, и никакая сила не могла ей противостоять. Все населённые пункты опустели. Медоев Фёдор и я попали в село Медоевых. Там застали одного Медоева Тода, который впоследствии, как и многие другие, умер от холеры на Северном Кавказе. Он попросил меня испечь ему хлеб. Я сделал три круга хлеба из кукурузной муки и заложил в золу. Пока хлеб пекся в золе, Тода с палкой в руках, ругая меньшевиков на чем свет стоит, гонялся по улицам за курами и кое-как подбил трёх. Сварив всё это, мы поужинали и оставив Тода вдвоём пошли до Дон-ланк в лес ночевать. Ночью прошёл сильный проливной дождь. Утром рано, намокшие все до ниточки мы поднялись на высоту Диат, чтобы немного просушиться на заре солнца и поразведать местонахождение противника. На высоте мы заметили самолёт противника, его с этого места хорошо было видно. Мы тут же открыли по самолёту усиленный огонь из винтовок. Он быстро разбросал бомбы над беженцами в районе Хвце и улетел обратно.
По приказу Санакоева Мате были организованы заградительные отряды по пути продвижения меньшевистских частей в Кемультском, Дзауском и Гудийском ущельях, чтобы прикрыть отход беженцев.
После усиленного боя в районе Гери – Кларс, где противник понёс также большие потери, отряд Гаглоева Тото отошёл на линию обороны Цру – Чимас. На следующий день меньшевики стали обстреливать артиллерией эти населённые пункты, подожгли село Цру и начали переправляться через реку Чимас. В это время наши бойцы открыли сильный огонь по гвардейцам, в результате чего они отступили с потерями.
В Дзаусском ущелье Елбачиевский проход у моста охранял отряд под командой начальника пулеметной команды Санакоева И. А. с тремя пулемётами. 18 июня рано утром у разобранного моста показался передовой отряд противника, который стал наводить мост. В это время красные партизаны открыли по противнику ружейно-пулемётный огонь. Гвардейцы, не оказав почти никакого сопротивления, отступили с большими потерями. 19 июня меньшевики подожгли село Шипран. Красногвардейцы, под командой Габуева Исмела, с одним пулемётом подкрались и открыли сильный огонь по ним. Карательный отряд меньшевиков, оставив 7 человек убитыми и 2-х верховых лошадей, отступил назад.
После этого мы все перебазировались на новый рубеж обороны, как сказано выше, Кусчита – Ванел, где продержались около трёх суток.
Примерно на третий день меньшевистские гвардейцы показались со стороны Джиджойты-кау. На высотах Кусчита завязалась небольшая перестрелка с противником. Здесь, как и в предыдущих боях, отличились Санакоев Мате, Гаглоев Тото, Джиоев Разден, Санакоев Иван, Джиоев Бзе и другие, которые метким ружейным огнём заставили противника отступить в направлении Чеселта. В то же время другая часть гвардейцев прорвалась с противоположной стороны через Гудийский перевал к селу Тли. В силу этих перемен в боевых позициях красных пришлось перенести оборону в район Дзомаг – Рук.
Рукскую котловину с левой стороны оборонял отряд Гаглоева Тото, центр и правый фланг занимал отряд Санакоева Мате, около одного стрелкового взвода в составе Парастаева Тембола, Джиоева Раздена, Джиоева Бзе, Гассиева Джета, Санакоева В. М. (пулемётчик), Санакоева Романа, Плиева Николоза, Гагиева Давида, Плиева Васико, Джикаева Петро (пулемётчик), Джиоева Андро, Джиоева Д. М., Гаглоева Захара, Качмазова П., Плиева Ило, Санакоева Саши, Джиоева И. Н., Амоян и другие, который занимал село Верхний Рук и склоны Рукского перевала. К вечеру 22 июня меньшевики заняли нижний Рук.
23 июня на рассвете утром рано в Верхний Рук стал продвигаться разведывательный отряд противника около одного взвода. Гвардейцы сразу занялись своим обычным делом: стали таскать какие-то вещи из оставшихся домов крестьян. Пять из них по какой-то причине пошли к мельницам в восточной окраине села, видимо, они думали, что там спрятаны какие-то вещи. Не найдя ничего на мельницах, они вышли оттуда и тут же раздался ружейный залп. Это стреляли бойцы Мате, Джиоев Разден, Кочиев Бзе, Парастаев Тембол. 4 гвардейца упали на землю мертвыми, а пятый спасся бегом. Немного погодя меньшевистская гвардия, численностью не менее одного стрелкового батальона при поддержке артиллерийского огня из четырёх пушек, находившихся у церкви, пошла в наступление на позиции горстки красных воинов. В северной окраине Верхний Рук «Стыр-Фаз» красногвардейцы, подпустив их на близкое расстояние, открыли усиленный огонь из двух пулеметов и винтовок. Гвардейцы перемешались, подняли душераздирающий вой как волки и с криком «Худели!» побежали назад. Однако, мало кто из них спасся бегством. Под перекрёстным огнём красных героев почти все они легли навсегда на поле «Стыр-Фаз». Через некоторое время меньшевики второй раз пошли в наступление на красных, но и это наступление захлебнулось в крови, и они были вынуждены отступить на исходные позиции. Тогда противник попытался атаковать правый фланг обороны красных партизан через западные высоты села Рук. Здесь гвардейцы попали под засаду отряда Гаглоева Тото и опять были вынуждены отступить с потерями. После этих неудач противник, видимо, собрав последние силы, стал наступать в центр с левого фланга красных. День уже был на исходе, но бой не прекращался, шёл до темноты, при непрерывном обстреле артиллерийским огнём высоты Рукского перевала, где снаряды, разрываясь, поднимали массу камней, которые стремительно падали вниз на обороняющихся партизан. Однако и на этот раз противник не смог сломить стойкость красногвардейцев и занять их оборонительные рубежи. С наступлением темноты бой прекратился.
Командир красных партизан Санакоев Мате дрался с врагом как лев, умело руководил боем. С утра до темноты 23 июня непосредственно сражался с противником как рядовой боец, несмотря на большие ушибы правого колена в результате падения с раненой лошади на подъеме к перевалу, недалеко от «Стыр-Фаз». Он лично, не считая из винтовки, убил пять наседавших гвардейцев из маузера. В этих боях проявили исключительную храбрость: Гаглоев Тото, Джиоев Бзе, Джиоев Разден Ильич, который был ранен в глаз осколком пули, Парастаев Тембол. Он сильно ушибся – вследствие разрыва снаряда упал с крутой горы вниз вместе с ослом, и еле-еле ползком перешёл перевал в течение ночи, и другие.
Таким образом красногвардейцы под командованием Санакоева Мате, после 8 июня, в семи местах оказывали усиленное сопротивление нашествию меньшевиков в Юго-Осетии[22].
В связи с этими событиями необходимо отметить, что в наступлении меньшевистской армии на восставших крестьян, в поджогах и грабежах населённых пунктов активное участие принимали осетинские меньшевики-гвардейцы, которые вместе с ними наступали и указывали обходные пути и перевалы, чтобы окружить и истребить ни в чём невинных людей за то, что они не соглашались на всю жизнь тянуть меньшевистско-буржуазное ярмо.
Значительные потери беженцы понесли при подъёме на перевалы. Восставшие крестьяне-беженцы второпях захватили с собой кое-что из домашних вещей, нагрузили на лошадей, а многие привязали их на спины крупного рогатого скота, остальной скот пустили вперёд по тропинке к перевалу. Люди и скот, перемешавшись, поднимались сплошной массой по склонам перевала. Здесь произошла последняя борьба со смертью. Ушедший вперёд скот, естественно, стал задевать своими копытами массу камней, которые начали падать вниз, задевая и другие камни. В результате этого масса камней стала падать сверху вниз на поднимающуюся по склону массу людей с большой скоростью и силой, так как крутизна подъема доходила более 75 градусов. При этом по бокам узкой тропинки были отвесные скалы различных форм, которые ничего не сулили человеку кроме смерти! Поэтому народу некуда было деться от обрушившихся камней. Казалось будто сами горы поднялись против народа, так они бушевали на фоне природы. Люди попали как бы в ловушку: спереди с гор камни летели вниз лавиной на них, а сзади наступали меньшевистские головорезы, обстреливавшие артиллерийским огнём. Таковы были условия бедных беженцев на перевалах.
Вследствие создавшейся обстановки беженцы Юго-Осетии потеряли немало убитыми и ранеными при переходе перевалов Главного Кавказского хребта. По неполным данным, в результате меньшевистского погрома Юго-Осетии в 1920 г. было убито, ранено и погибло при отступлении 5279 мужчин, женщин и детей. Меньшевистские факельщики сожгли 4227 жилых домов и хозяйственных построек, и столько же привели в негодность. Был потерян весь посев зерновых культур на площади 23657 десятин. Угнано и погибло 32480 голов крупного рогатого скота и 78485 голов мелкого скота и т. д.[23]
Таким образом меньшевики в своих зверствах, погромах и т. д. превзошли всё то, что было известно в истории человечества. Об этих ужасах видный деятель большевиков Грузии Ф. Махарадзе писал так: «Кровавая расправа с осетинами как будто закончена. В этом отношении они чересчур использовали последнее восстание осетинского народа в Джавском ущелье в июне 1920 г., чтобы его окончательно доконать. Озверели народогвардейцы, по директивам правительства Н. Жордания и Н. Рамишвили, творили такие ужасы, каких история знает очень мало»[24].
Народ перешёл на Северный Кавказ, но он крепко верил в то, что скоро наступит час расплаты за все обиды и злодеяния, которые меньшевики творили в Юго-Осетии.
С прибытием беженцев в Терскую Советскую республику по указанию вождя В. И. Ленина был создан специальный орган по оказанию им материальной помощи. Во главе комитета был назначен член окружного комитета партии большевиков Плиев Арон, который оказывал всевозможную посильную помощь беженцам в тех условиях. Обстановка в стране пока ещё была трудная в связи с тем, что внутренняя контрреволюционная сила, поддерживаемая международным империализмом, не была окончательно разгромлена.
В апреле 1920 г. белополяки напали на Советскую Украину и оккупировали Киев. В то же время белогвардейцы под командованием барона Врангеля, при помощи английских и французских империалистов, перешли из Крыма в наступление, пытаясь захватить Донбасс, высадились на Таманский полуостров с целью захвата Северного Кавказа. Тем самым для нашей страны создавалась тяжёлая обстановка.
По призыву Центрального Комитета РКП(б) во главе с Лениным советский народ мобилизовал свои силы для разгрома врага нашей страны. Кавказский Краевой Комитет РКП(б) обратился с воззванием к горским народностям о вступлении в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В связи с этим в начале июля 1920 г. во Владикавказе была сформирована из партизанских отрядов Вторая Юго-Осетинская сводная бригада, куда я поступил добровольно.
Личный состав Второй Юго-Осетинской сводной бригады в основном состоял из бойцов бывших партизанских отрядов Юго-Осетии. Кроме того, в ней были также осетины из Северной Осетии, один взвод из турок, армян и т. д. Бригада состояла из стрелкового и кавалерийского полков и артиллерийского дивизиона, который имел на вооружении всего две пушки, отобранные у белогвардейцев. Командный состав бригады состоял почти из русских, окончивших в то время, видимо, краткосрочные курсы командного состава РККА. В числе командного состава были и осетины, главным образом командиры бывших партизанских отрядов Тедеев Кизо, Кочиев Тате, Дзуцов Николай, Цховребов Габо, Дзагоев Сардо, Котолов Н. С., Гассеев Коте, Санакоев Геча, Романов (имя не помню), и другие. Командиром бригады был Янушевский, а комиссаром Поддубный Г. А. Вначале мы жили в апшеронских казармах у Осетинской слободки, а затем в кадетском корпусе, на окраине г. Владикавказа, с левой стороны р. Терек.
Подготовка и обучение красноармейцев бригады военному делу проходили в исключительно трудных условиях. Около двух месяцев боевое обучение бойцов проходило в гражданской форме, не было обмундирования. Одежда и обувь красноармейцев за время борьбы с карательными отрядами меньшевиков в Южной Осетии пришли в негодность, износились, вследствие этого подавляющее большинство выходили на тактические и строевые занятия босыми. Нижнего белья вообще не было, а верхнюю одежду и обувь ремонтировали сами разноцветными лоскутьями, в результате этого одежда теряла свой прежний цвет и принимала разноцветный оттенок. При этом каждый красноармеец получал хлеба в сутки около 400 г, сахара два куска с перебоями. На обед и ужин почти всегда давали пшенную кашу, часто без мяса. Красноармейских котелков не было. На каждое отделение выдали обыкновенную жестяную банку, какую в обычных условиях употребляют в бане для мытья. В этих банках получали кашу на 11 человек и ели самодельными ложками. Спали тоже вместе на голых нарах, пока солому доставляли.
В этих условиях личный состав бригады проходил усиленную военную подготовку; ежедневно с утра до вечера командиры подразделений занимались с бойцами, обучали их военному делу.
Однажды по всей казарме разнеслась весть о том, что к нам приехал Серго Орджоникидзе. У всех повысилась настроение. Серго беседовал с бойцами, спрашивал, как идёт учёба и т. д. После этого всему личному составу бригады выдали обмундирование, правда не новое было, но по сравнению с тем, что имели мы, оно было несравненно лучше.
Как было сказано выше, после разгрома армии Деникина Красной Армией контрреволюционная сила стала наращиваться в районе Крыма под командованием Врангеля. В связи с вылазками частей армии Врангеля в район Донбасса остатки белогвардейцев на Кубани, под командованием царских генералов Фостикова и Хрижановского, стали активизироваться, стараясь захватить Северный Кавказ. Отсюда стала абсолютной необходимость их разгрома. Так требовал вождь нашей партии В. И. Ленин. Он, на имя члена Реввоенсовета Кавказского фронта Серго Орджоникидзе, в 1920 г. писал: «Быстрейшая и полная ликвидация всех банд и остатков белогвардейщины на Кавказе и Кубани – дело абсолютной общегосударственной важности. Осведомляйте меня чаще и точнее о положении дел»[25].
Осуществление Ленинского приказа выпало на долю Второй Юго-Осетинской сводной бригады.
Примерно в первых числах сентября 1920 г. весь личный состав Второй Юго-Осетинской сводной бригады сосредоточили по тревоге на станции города Владикавказа, ныне город Орджоникидзе и погрузили в эшелоны. На станцию пришли провожать нас член Военного Совета XI Красной Армии С. М. Киров, военком Терской Советской Республики (фамилию не помню), и члены Юго-Осетинского Окружного Комитета РКП(б) Санакоев В. А. и Джатиев А. М. Перед отправкой на фронт комиссар бригады Поддубный Григорий Акимович открыл митинг. На митинге с пламенной речью выступил перед строем С. М. Киров. Он поздравил личный состав бригады с успехами в боевой и политической подготовке, рассказал об успехах Красной Армии на фронтах гражданской войны, о задачах партии большевиков и советского народа на хозяйственном фронте, о том, что несёт Советская власть горским народностям и т. д. В заключение Киров разъяснил указания В. И. Ленина бойцам и командиром Красной армии Северного Кавказа и пожелал личному составу бригады с честью выполнить Ленинский приказ об окончательном разгроме белой армии на Кубани. По всей станции прогремело боевое красноармейское «Ура»!
Содержательное выступление С. М. Кирова на митинге оказало воодушевляющее влияние на красноармейцев и командиров бригады. Он говорил так просто, ясно и сильно, что сразу расположил присутствующих на митинге к себе. Мы его полюбили. Он был мужчина среднего роста, почти с круглым приятным лицом, в кожаной тужурке, брюки-галифе, в сапогах, фуражку держал в руке. Его образ, прямота и душевный разговор навсегда запомнили красноармейцы, о чём с восхищением говорили они после этого.
После выступления Кирова, как и всегда с зажигательной речью выступил Джатиев Александр, который наказывал бойцам высоко держать честь осетинского народа. В заключение он прочёл наизусть слова великого осетинского поэта и демократа Коста Хетагурова примерно так: «Лучше смерть со славой, чем позорная жизнь на эксплуататоров». Красноармейцы опять хором громко провозгласили «Будем достойными своих отцов и матерей! Смерть меньшевикам и белогвардейцам»! Все это было похоже на присягу, где осетинский герой гражданской войны, давал клятву партии Ленина, Советской власти, народу, биться с врагом до окончательной победы. После выступления Александра, красноармейцы, почти все в один голос попросили Кирова, чтобы Александр ехал с ними на фронт. Тогда Киров обратился к Александру с вопросом, что просят красноармейцы? Командир взвода Гассеев Коте вышел вперёд перед строем и сказал, что красноармейцы хотят, чтобы Джатиев был с ними. Сергей Миронович согласился с просьбой красноармейцев и назначил Александра уполномоченным военного совета XI Красной Армии во Второй Осетинской бригаде.
На станции Владикавказа, получив по 50 штук боевых патрон, части бригады погрузились в два эшелона и к вечеру, точно не помню, прибыли на станцию Минеральные Воды – Пятигорск. В этом районе части бригады высадились и, выслав вперёд дозорных, боевым порядком двинулись в направлении Ессентуки – Кисловодск, так как эти районы ещё находились под контролем белой армии генерала Фостикова, а левее его находились части генерала Хрижановского.
Очистив казачьи станицы Пятигорск, Железноводск и Ессентуки от белогвардейцев, части бригады расположились в бывших имениях помещиков и капиталистов, где они до победы Октябрьской социалистической революции проводили праздно-лежачую жизнь.
На следующий день в Ессентуках весь личный состав бригады одели с ног до головы в новое обмундирование, раздали дополнительно боеприпасы, до 300 штук патронов, сухари, короче говоря, шла усиленная подготовка личного состава к бою. На третий день, приблизительно в 5 вечера мы, в сопровождении духового оркестра, двинулись по вокзальной улице Ессентуки в направлении Кисловодска. Женщины и дети, заметив нас, высыпали на улицу, многие из них по какой-то причине плакали. Дойдя до западной окраины станции Ессентуки, мы пересекли железную дорогу и свернули по просёлочной дороге почти на север в сторону станции Бургустан. Перешли небольшую высоту, и в лощине на поляне командование бригады устроило привал для бойцов. Тут необходимо отметить, что красноармейцы и командиры чувствовали себя не одинаково, видимо предстоящие бои с белыми отражались на внешнем виде людей. Одни как-то притихли, стали угрюмыми, необщительными, казалось, что они очень сильно заняты какими-то на первый взгляд важными делами, которые придётся разрешить с большим трудом. Даже у командира третьего батальона (фамилию забыл), высокого роста, белоруса, на глазах появились слёзы. А у других чувствовалась напряженность и решительность, с сердитым видом, осталось только задеть их, и они всё разнесут в прах. Я ко всему этому почему-то относился безразлично, будто происходящие события меня совсем не касаются.
В этой лощине части Юго-Осетинской бригады, выслав в направлении противника разведывательный отряд, приняли боевой порядок и двинулись вперёд. Пройдя примерно 15 км наш разведывательный отряд обнаружил дозоры белых, завязалась короткая ружейная перестрелка между ними. Наша артиллерийская батарея, которая состояла из двух пушек, дала несколько выстрелов в направлении станции Бургустан и через 10 минут все стихло. Бойцы перестроились в цепи и таким образом шли вперёд. С правой стороны от нас наступали части 12 кавалерийской дивизии XI Красной Армии. Не доходя примерно 3-4 км до станции Бургустан мы, по приказу командиров, остановились в таком же порядке, в каком наступали, и каждый воин откопал себе небольшой окоп. В этих окопах, не ужинавши, мы просидели до утра. Ночью было прохладно, чувствовалась близость кавказских небоскрёбов. Оттуда хорошо был слышен вой волков с возвышенности. К утру прошёл дождь, так что мы порядком намокли. Местность представляла из себя нагорную плоскость, с большим количеством сопок, лощин и оврагов, что благоприятствовало действиям кавалерии противника.
Белогвардейские части Фостикова занимали оборону на небольшой возвышенности, примерно в двух километрах от станции, где они организовали усиленную оборону за окопами. Впереди выступающих частей бригады находился один отряд кавалерии противника, с правой стороны в балках другой отряд, а с левой стороны кавалерия полковника Белогубова. Таким образом, против нас действовали кавалерийские части армии генерала Фостикова, которые численно во много превосходили личный состав бригады. При этом необходимо отметить, что в бригаде по списку числился кавалерийский полк, но в действительности его не было. В нашей части было лишь около 60 всадников.
Утром рано на рассвете, не завтракавши, нас подняли со своих окопов, и мы пошли цепью в наступление на позиции противника. Поле было засеяно кукурузой и подсолнечником, которые крестьяне не успели ещё убрать. Белогвардейцы, подпустив нас на расстоянии ружейного выстрела, из окопов открыли массированный огонь. В ответ на это красноармейцы, идя цепью, начали обстреливать из всех видов оружия передний край обороны противника. Дойдя до исходного пункта, мы, с криком «Ура!» пошли в штыковую атаку на позиции белых наемников. Оборона белогвардейцев была смята и взята штурмом частями Юго-Осетинской бригады.
Части белого генерала Фостикова, не выдержав яростный атаки красноармейцев, оставив на поле боя около 40 человек убитыми, поспешно отступили к станции Бургустан, где почти из каждого дома начали вести усиленный огонь по наступающим частям бригады. Здесь местность была ровная и открытая, что затрудняло наступление частей на станицу под огнём белых. Красноармейцы, совершая на открытом чистом поле перебежку в одиночку и группами, как когда-то нас обучали, стали подходить к окраине станицы. Белогвардейцы яростно сопротивлялись, они попытались обойти нас справа, но были отброшены назад с потерями. Они три раза переходили в контрнаступление и каждый раз обращались в бегство. Наступление красноармейцев, воодушевлённых коммунистами и комсомольцами, ничто не могло приостановить. Наша третья стрелковая рота наступала по широкой длинной улице Бургустана. В результате всего этого станица Бургустан, примерно к полудню, была освобождена частями югоосетинской бригады от белогвардейцев, и вышли на её западную окраину, закрепив её за собой. В этих боях белогвардейцы в общем потеряли убитыми свыше 150 человек.
Таким образом, части Юго-Осетинской сводной бригады, разбив белогвардейцев в районе Бургстан и отбросив их в северо-западном направлении, далеко вклинились в оборону противника.
В результате этого станицы Бекешев и Суворов, которые ещё находились в руках белогвардейцев, оказались почти в тылу боевых позиций частей бригады. Части 12 кавдивизии, по-видимому, должны были наступать в направлении вышеуказанных станиц одновременно с частями осетинской бригады, но по неизвестной причине, они опоздали с наступлением на целые сутки. Генерал белой банды Фостиков, воспользовавшись этим фактом, перебросил свою кавалерию в тыл боевых порядков нашей бригады.
Вследствие этого, примерно к 3-4 часам дня в нашем тылу показались белогвардейские части. Станица Бургустан оказалась в середине между нами. В это же время другая часть белогвардейцев, под командованием полковника Белогубова, стала наступать на нас с юго-западной стороны. Так наши части оказались в окружении белогвардейских частей.
В этой тяжёлой и критической обстановке, в условиях окружения со всех сторон белой бандой, командиры, коммунисты, комсомольцы и весь личный состав нашей бригады проявил большое мужество, отвагу и храбрость в борьбе с белой армией на Кубани. Об этом свидетельствуют следующие боевые подвиги командиров и бойцов нашей бригады.
Отделение Котолова Николая Соломоновича со станковым пулемётом стойко обороняло подступы к станице Бургустан с восточной стороны. Хорошо было видно, как под метким огнём красноармейцев Парастаева Тути (Пудджи, брат Тембола), Тедеева Николая, Котолова Н. С. и других кавалерия противника неоднократно обращалась в бегство с большими потерями. Они бились с противником до конца, но силы были неравны, белая банда порубила их шашками прямо на огневой позиции. В этом же районе храбро воевали с белогвардейцами Санакоев Аслан, Джиоев Оцеп, Гассиев Николай и другие.
В это время наша стрелковая рота сдерживала наступление белогвардейцев по широкой главной улице в центре станции Бургустан, где наступали основные силы противника. Ротой командовал Волошин (точно не помню), примерно 28 – 30-летнего возраста, вместе с красивой женой, а командиром третьего взвода был молодой армянин Саркисов. Взвод был укомплектован почти из бывших спартаковцев и комсомольцев (Гассиев Гриша, Джиоев Бето, Джиоев Газан, Макоев Гри, Джиоев Ленто, Джиоев Шакро (Захар), Джиоев Александр (из Гуфта), Битеев Николай, Габараев Аполлон, Чочиев Илья, Бекоев Алексей, Джиоев И. Н., Джиоев В. М., Джиоев Карум, Тедеев Коста, и многие другие из Джавского района.)
Борьба приняла жестокий характер, белогвардейцы волнами наступали на нас, четыре раза шли в атаку, но каждый раз дружным огнём красноармейцев-комсомольцев отбрасывались назад с потерями. Противник по этой улице вёл усиленный ружейно-пулемётный огонь.
В результате этих боёв рота понесла большие потери; командир роты был ранен в колено, командир взвода смертельно ранен в грудь. Из комсомольцев смертью храбрых пали: Джиоев Александр (пуля попала в затылок), Гассиев Гриша, Макоев Гриша, Чочиев Илья, Бекоев Алекси, Кабисов Сико, Газзаев Георгий. Мы как бы остались сиротами. В этот критический момент для нас откуда-то появился комиссар батальона Романов (точно не помню). Он верхом на гнедой кабардинке в центре широкой улице стал командовать нами и одновременно обстреливал своим английским морским карабином наседающих белых. Бой шел до тех пор, пока лошадь под комиссаром не была сражена вражеской пулей. После этого Романов, соскочив с убитой лошади, приказал отступить к западной окраине станицы. До сих пор помню его прекрасный образ героя гражданской войны.
На западной окраине Бургустана части бригады перешли в круговую оборону. Командование бригадой Джатиев Александр и Огурцов (теперь должность командующего перешла к ним) приказали командирам частей сохранить воинскую дисциплину и организовано идти на прорыв кольца окружения на левом фланге противника, одновременно прикрывая отход друг друга огнём от одного оборонительного рубежа к другому.
В результате умелого руководства Джатиева А. М. и Огурцова частями бригады, и воодушевляя их, красноармейцы прорвали фронт, вышли из окружения белых и организовано отошли в сторону Ессентуки на исходные позиции. Отступление происходило до темноты в обстановке непрерывных боевых операций с белыми, которые пытались неоднократно замкнуть цепь окружения, но каждый раз они терпели поражение.
Противник, видимо, рассчитывал окружить и уничтожить части нашей бригады. Однако командование белой армии не достигло своей цели. В этих боях оно потеряло убитыми, ранеными около 400 человек. Один эскадрон сдался в плен. Потери же бригады составляли: около 150 человек убитыми и зарубленными насмерть, примерно 80 человек ранеными; 85 красноармейцев попали в плен у станицы, которые были освобождены через три дня частями 12 кавдивизии из подвала страницы Бекешево, которых белогвардейцы собирались расстрелять. Кроме этого 61 красноармеец попали в плен к белым во время выхода из окружения. Последних белая банда расстреляла в 10 км от Бургустана в ущелье. Из них двое спаслись чудом. Один из них был ранен в челюсть, которого я не помню, а второй Битеев Николай через день явился к нам в полупомешанном состоянии в одних кальсонах. Он рассказал, как озверела банда расстреливала их в ущелье, при этом приговаривая:
«Вы землю просили,
Мы землю дали Вам,
А волю найдете на небе».
Здесь необходимо отметить, что район боевых действий нашей бригады предгорного Кавказского хребта, являлся резко пересечённым. В результате этого противник, используя рельеф местности, применял тактику внезапности, кавалерия белых быстро появлялась на флангах или в тылу частей бригады. Всадники при наступлении неслись галопом на боках лошадей и при приближении к нам вскакивали в седло с обнаженными клинками размахивая ими во все стороны. В случае неудачи они также быстро исчезали в балках.
С другой стороны, личный состав белой армии, видимо, состоял почти исключительно из белого офицерства и казаков, прошедших долголетнее военное обучение. При царизме казачество представляло собою особую военную организацию, которая находилась и пользовалась большими привилегиями со стороны правительства. Подростки в станицах, как закон, были обязаны приобрести особую военную форму и коня, а боевое оружие – шашку, винтовку, пушки, пулемёты и боеприпасы к ним получали бесплатно от казны. Этих подростков казачий станичный атаман систематически обучал военному делу до старческих лет.
Отсюда, в исключительно трудных условиях борьбы командиры, коммунисты, комсомольцы и красноармейцы вели себя мужественно, дрались с противником храбро, показывая в борьбе с ним образцы отваги и геройства. Артиллерист-наводчик Афанасьев, русский, с длинной бородой, со своей пушкой обстреливал белогвардейцев картечью, наводил на них большой страх. Все бойцы восхищались его умением бить врага, настолько он метко обстреливал врага. Большую храбрость проявил красноармеец Мамиев Ило, который у стога сена убил пять белогвардейцев при их попытке отрезать нам путь к отступлению. Он пал смертью храбрых. Бандиты зарубили его и вырезали на лбу звезду. Мужественный поступок совершил Дзагоев С. Д., который сохранил жизнь трём раненым бойцам и командирам при отступлении, вывел их из окружения. Хорошо воевал против белогвардейцев взвод, который состоял почти из турок. Кроме этого храбро воевали с противником такие бойцы и командиры как Джатиев А. М., Огурцов, Кузнецов (заместитель командира кав. полка), Поддубный Г. А. (комиссар бригады), Цховребов Габо (командир эскадрона), Икаев, Макиев, Соловьев (имён не помню), Кочиев Тате, Тедеев Кизо, Гассиев Коте, Санакоев Геча, Дзуцов Николай, Цховребов Миха, Кочиев А.Г., Цховребов Сардо, Цховребов Ило, Алборов Гри, Келехсаев Р., Пухаев Баграт, Джиоев Гариго, Козаев Тедо, Джиоев Газан, Джиоев Захар, Джиоев Бзе, Гассиев Горичка, Гассиев Гриша, Гассиев Васил, Джиоев Ленто, Макоев Гри, Макоев Фёдор, Джиоев Александр, Хабалов Сави, Джиоев Тембол, Мамиев Карго, Мамиев Вано, Бибилов Гигуца, Газзаев Ленто, Тедеев Коста, Харебов Алексей, Чочиев Н. Н., Цховребов Иосиф, Качмазов Пируз, Котолов Алексей, Котолов Разден, Ванеев Гига, Лалиев Ленто, Кочиев Ленто, Габуев Тома, Габараев Аполлон, Козаев Гандил и многие другие.
После вышеуказанных военных действий мы через день вернулись в станицу Бургустан и до некоторой степени наказали непослушных казаков, несколько домов подожгли, забрали около 30 голов скота. Из большой ямы освободили Гассиева Николая, Джабиева Сачино, Харебова Герсана, Багаева Елиоза, которые не смогли выбраться из станицы накануне белогвардейского окружения. Недалеко от станицы выкопали братскую могилу, подобрали павших товарищей в борьбе с белой бандой, и похоронили их с воинскими почестями.
Освободив станицы Суворова, Бекешева, Бургустан и Кисловодск, остатки белой армии отступили в район Карачаевск – Лабинск. Части Юго-Осетинской бригады совместно с эскадроном 12 кавдивизии стали преследовать противника в указанном направлении.
В этом указанном районе также происходили большие сражения с белогвардейцами. Примерно в 25 км от Кисловодска у подступов Карачаевского аула произошло большое сражение с противником. Командиры и красноармейцы осетинской бригады, в память погибших товарищей и братьев, решительно и беспощадно били белогвардейцев. Противник, потеряв убитыми около 150 всадников, отступил от аула в направлении Лабинск. В этой схватке с противником особенно отличились свои храбростью бойцы второй стрелковой роты нашей бригады, которые дрались с белой бандой как львы, показывать свою преданность делу пролетарской революции. Особенно отличились красноармейцы Гассиев Горичка, Джиоев Бзе, Цховребов Илья и другие, которые в бою пали смертью храбрых.
В результате этих боевых успехов бригады в борьбе с белогвардейцами, закрепив за собой район Суворово – Бекешево – Ессентуки – Бургустан – Кисловодск и Карачаевск, противник крепко был прижат нашими частями к Кавказским горам в ожидании дальнейших указаний. Действия белой армии ограничивались более мелкими стычками, действовали группами, методом внезапного нападения на нас, избегая открытых сражений с частями бригады.
Боевые действия бригады с белой армией происходили третий месяц. Наступила зима со своими «прелестями». Стало холодно. Одежда и обувь личного состава бригады сильно изорвалась в непрерывных походах и боях с белой бандой. Особенно трудно стало с продовольственным снабжением красноармейцев. Империалистическая и вслед за ней гражданская войны всё больше и больше подрывали народное хозяйство.
Этот факт, естественно, отражался и на снабжении Красной Армии. В период военных действий мы получали в сутки один фунт хлеба на человека. Через день давали пшенную кашу на 10 человек один красноармейский котелок. И этот скудный паек не всегда нам удавалось получать. Разбитые части белогвардейцев под командованием полковника Белогубова и прочих бандитов совершали частые нападения на обозы бригады, убивали красноармейцев, а провизию забирали с собой. В такой трудной обстановке со снабжением, во время похода или наступления найденные кукурузные початки или сырая картошка в поле после уборки урожая представляли для нас большую ценность. Бывало найдёшь такую находку-картошку, кое-как на ходу очистишь от грязи и в натуральном виде отправишь к месту назначения. Однажды, мы ночью внезапно выбили белогвардейцев с места их стоянки – кукурузника. Они поспешно отступили по лощине за Карачаевским аулом, оставив на месте в разбросанным виде недоваренное мясо-конину. Естественно все бросились на объедки, хватая ощупью куски мяса, в том числе и мне достался какой-то кусок. Было уже темно, поэтому нельзя было разобраться в этих объектах, да и сами мы не особенно старались сделать это, лишь бы удалить жажду голода. Долго я возился в ночной темноте с этим полувареным куском мяса и лишь на рассвете разглядел, что оно было несъедобным.
Прижав белогвардейские части к Кавказским горам, части нашей бригады занимали оборону в районе Карачаевского аула. Наше отделение в составе Джиоева Ленто, Джиоева Газана, Джиоева Карума, Джиоева Захара, Джиоева Васо и меня находилось на охранении переднего края обороны бригады. Отделение занимало высокую конусообразную гору вблизи аула, откуда хорошо видна была вся окружающая нас местность. Сопка была голая, на макушке которой, кроме одного большого камня, весом, видимо, в несколько десятков тонн, ничего не было. Здесь мы находились целую неделю, под открытым небом, без палатки, в рваных шинелях и вели наблюдение за противником.
В один ясный день утром заметили в лощине поле, засеянное кукурузой. Мы послали туда Джиоева Васа, чтобы разыскал кукурузные початки и принёс, сильно хотелось кушать. Примерно часа через два он вернулся оттуда с полным вещевым мешком початок. Мы тут же начали их есть и в сыром, и жаренном виде. Через некоторое время мы все почувствовали себя очень плохо, сырые сухие зернышки, размокшие в желудке, стали разбухать, вследствие чего возникла нестерпимая боль в желудке. Невозможно были ни стоять, ни сидеть, Вася бедный, даже скатился вниз с горы. К вечеру постепенно кое-как стали отходить. В это время мы с наблюдательного пункта заметили отступающую часть к аулу 12 кавдивизии, которая до этого преследовала белых в направлении Лабинска. Вслед за ней показалась кавалерия белогвардейцев, которая наступала на боевые позиции частей Юго-Осетинской бригады. Обо всём этом мы сразу сообщили командующему части, который обещал нам к утру сварить пшенную кашу.
Ночь была прохладная, к утру нашу сопку окутал туман. Утром рано сквозь туман, на расстоянии около 70 метров от нас, заметили на склоне горы белогвардейцев, которые ползком пробирались к нам. Каждый из нас тут же подобрал себе цель и залпом дали огонь. Пять белогвардейцев кувырком полетели вниз с горы. Видно было, что кто-то из нас промахнулся, не попал в цель. Белогвардейцы, кто на русском, а кто на карачаевском языке, подняли галдёж, обходя нас с правой и с левой стороны. Мы быстро спустились вниз к своим. В ауле мулла, исполняя свои религиозные обряды, с макушки мечети стал показывать какие-то знаки. Красноармейцы, заметив это, тут же его сняли.
Таким образом у карачаевского аула снова развернулись сильные бои частей Красной Армии против белогвардейцев. Противник, видимо, собрав последние силы бросился в наступление. В начале боя ему удалось потеснить левый фланг нашей обороны, но контрударом бойцов был отброшен обратно. Командиры, красноармейцы упорно защищали свои позиции, расстреливая белогвардейцев в упор. Примерно к полудню, в самый разгар боя, части 12 кавдивизии обошли левый фланг белой гвардии и ударили с тыла. По общей команде части бригады перешли в контрнаступление на противника. Завязалась ожесточённая битва; ружейно-пулемётный грохот и шум сливались в общий гул, земля стонала под копытами лошадей, многие из них скакали без всадников по балкам и высотам как дикие звери. К исходу дня противник был окончательно разбит частями нашей бригады и 12 кавдивизии. Отдельным мелким частям белогвардейцев удалось скрыться в балках и лощинах кавказских гор, которые после этого тоже сдались в плен. Основные силы белой армии, группами, общей численностью 2000 человек сдались в плен.
Таким образом Вторая Юго-Осетинская сводная бригада своими боевыми действиями и подвигами на фронтах гражданской войны против белогвардейцев в районе Кубани вписала светлые страницы в историю осетинского народа. Боевой приказ В. И. Ленина, вождя мировой пролетарской революции, командиры, коммунисты, комсомольцы и красноармейцы выполняли с честью – Северный Кавказ навсегда был очищен от белогвардейщины.
После указанных исторических фактов части Юго-Осетинской сводной бригады расквартировались в Кисловодске. Здесь был организован учебный батальон по подготовке младшего командного состава Красной Армии, где я учился военному делу до первых чисел февраля 1921 года.
После окончания курсов в начале февраля меня назначили командиром отделения 9 роты 297 стрелкового полка 33 дивизии (точно не помню). Через неделю Джиоева Газана, Джиоева Карума и меня перевели в 4-й запасной полк в г. Владикавказ.
К этому времени грузинские меньшевики во всех отношениях окончательно обанкротились. Лидер меньшевистской партии Грузии Ной Жордания в октябре 1920 г. свое банкротство характеризовал следующим образом:
«Несколько времени тому назад мы говорили, что в экономическом отношении мы быстрыми шагами идём к катастрофе. Впоследствии мы несколько раз повторяли это, так что к этим словам мы привыкли и перестали придавать им значение. Но теперь всё это оправдалось. Теперь каждый из нас со всей остротой испытывает на себе горькую действительность, мы уже дошли до катастрофы»[26].
Кавказский Краевой Комитет РКП(б), учитывая сложившуюся обстановку и рост революционного движения в Грузии, призвал 11-ю Красную Армию на помощь восставшим рабочим и крестьянам против меньшевистского режима.
В связи с этим многих бойцов из бывшей Юго-Осетинской бригады перевели обратно в 33 стрелковую дивизию. Я попал в 7-ю роту командиром отделения, а в соседнюю роту попал Бекоев Коста. Ротой командовал Соловьев (имя забыл). Здесь я снова видел Кирова, который теперь занимался подготовкой к переходу через Мамисонский перевал в Грузии на разгром меньшевистского правительства.
Переход через Мамисонский перевал совершался в исключительно трудных условиях зимой: мороз, снежные завалы, бураны. Нам буквально приходилось прокапывать снег, чтобы двигаться вперёд. Многие обморозили пальцы, уши, ноги и т. д. Однако несмотря на эти трудности, переход совершался организованно, решительность командиров и красноармейцев никогда не покидала. Наша часть все эти трудности сумела преодолеть и вышла, без особых военных столкновений с противником, в район Они – Кутаиси, меньшевистские молодчики охотно сдались в плен. Не доходя до Кутаиси примерно 20 км, развернулись большие бои с противником, которые длились почти сутки. В конечном итоге части меньшевистской армии потерпели поражение. Противник потерял убитыми не менее 500 человек. Было взято в плен много гвардейцев во главе с каким-то генералом.
Следующее большое сражение с противником произошло на подступах к городу Кутаиси, где гвардейцы оказывали сильное сопротивление. Нашим частям удалось окружить город Кутаиси почти со всех сторон. Захватили у меньшевиков бронепоезд и стали осаживать город со всех сторон. Противник, не выдержав яростной атаки красноармейцев, на вторые сутки сдался в плен, потеряв много убитыми и ранеными, прекратил сопротивляться. После этого до самого Батума, кроме мелких стычек, которые быстро ликвидировались, больше не было крупных столкновений с противником.
Меньшевистский режим пал навсегда, а члены антинародного правительства, Жордания-Рамишвили-Гегечкори и другие без оглядки удирали в Турцию. Красноармейцы на память меньшевикам, белогвардейцам и иностранным колонизаторам на берегу Чёрного моря забили осиновый кол. В конце июня 1921 г. меня демобилизовали из рядов Красной Армии как малолетнего.
Таким образом начиная с 16 марта 1918 г. по июль 1921 г. трудящиеся Юго-Осетии систематически боролись против помещиков и капиталистов, меньшевиков и белогвардейцев за установление власти советов. В их рядах находился и я.
О моём участии в гражданской войне в решении парткомиссии по пересмотру и очистке Юго-Осетинской организаций КП Грузии от 21 октября 1922 г. записано следующее: «49 Джиоев Илларион Николаевич чл. с 1918 г. утверждается. Присутствует, родился в 1903 г., родители занимались земледелием, имущество разгромлено проклятыми меньшевиками, участвовал во всех выступлениях, выполнял все поручения старших товарищей. Ряд товарищей указывают, что, хотя ему 19 лет, но один из активных участников восстания, причём кроме партии ничего не знает в жизни и всецело предан ей. Против – нет. Голосовали все – за»[27].
В начале июля 1921 г. я вернулся на мирный фронт труда – в родное село. Всюду были видны следы господства меньшевистских вандалов.
Те, которые к тому времени вернулись с Северного Кавказа в родные места, застали ужасающую картину. Гвардейцы сожгли массу крестьянских домов, забрали всё движимое и недвижимое имущество, оставили одни голые стены. Трудовой народ проклинал меньшевиков и в то же время оплакивал сожжённые и разгромленные очаги, которые годами создавались изнурительным трудом крестьян.
Крестьяне, вернувшиеся с Северного Кавказа с пустыми руками, на пустое место, ничего не имели кроме голых рук, а самое главное было нечего есть. Отсюда, естественно, все были охвачены голодом. Видимо, страшнее голода нет ничего на свете. Люди еле-еле передвигались по земле. Вследствие голодной жизни люди потеряли цвет лица, пожелтели, они бродили по полю, искали съедобные травы, ели тряпки, бумагу, опилки. В общем всё то, что попадалось им под руку, в том числе и мне приходилось пользоваться подобной пищей.
В силу этого я, как и многие другие, пошёл по грузинским сёлам в поисках работы. В нижнем Лхвити нанялся полоть кукурузу, оттуда, получив за шестидневную работу одну миску (джами) лобио, перешел в село Кватетри, где работал тоже на прополке кукурузы у Габараева Коте, который за шестидневный труд дал мне миску фасоли. После этого я попал в какое-то село Знаурского района, где я за неделю заработал маленького цыплёнка. На постоянную работу сроком хотя бы на один год, никто не брал, все отказывались, видимо, предпочитая не держать лишнего едока в доме.
Забрав весь этот «заработок», я вернулся обратно домой. По дороге моё первое домашнее животное – цыплёнок – подох. Делать было нечего, необходимо было найти более постоянную работу за пределами Юго-Осетии. Я перешёл через Зикарский перевал в Северную Осетию.
В Садоне я обратился с просьбой к управляющему рудников (немец Слуцкий) о приёме меня на работу, но он отказался, ссылаясь на малолетство. Я стал его усердно убеждать в том, что несколько лет непрерывно находился на фронтах, участвовал в боях и т. д., поэтому если я воевать мог, то почему не могу работать. Он мне разъяснил, что Советским правительством принят закон, запрещающий принимать подростков на работу в шахты.
Я был вынужден заниматься частными делами. В то время многие шахтовые рабочие были из Джавского района, которые хорошие знали меня и оказывали мне материальную помощь. Мы 18 человек жили в одной комнате без дверей, на втором этаже, куда мы попадали через лестницу, которую провели с первого этажа прямо под пол нашего жилища. В комнате, кроме железной печки, никакой домашней мебели не было: стола, стульев, кроватей и т. д. Спали кто в чем попало на голых нарах без постели, а некоторые прямо на полу.
До возвращения товарищей с работы я убирал комнату, мыл пол, делал из кукурузной муки лепёшки, которые пёк на печке, готовил вроде картофельного супа без всяких заправок. Рабочим давали очень скудный паёк, страна переживала восстановительный период, поэтому чувствовался большой недостаток во всём.
В Садоне иногда частным порядком работал у подрядчиков по заготовке крепёжного материала. Потом поступил молотобойцем в кузницу и оттуда доставлял в забой сверильные свечи. Первый раз свинцовые шахты произвели на меня хорошее впечатление. Штольни и забой сверкали разноцветными оттенками, казалось, что ты попал в какой-то цветник, так они были красивы. Доставляя бур в забой, я учился у проходчиков бурить свинцовую породу. Через год с помощью Агузарова, маркшейдера шахты, мне удалось устроиться откатчиком руды. Откладывал вручную руду с забоя на земную поверхность в вагонетках весом 70 пудов, не считая тары. Вскоре стал работать бурильщиком-проходчиком. Вначале бурили вручную, потом с помощью перфораторов. Моим первым рабочим учителем был некто шахтёр, американский рабочий Джонни. Не знаю какими судьбами попал туда, но он меня обучал всяким приёмам работы. Последнее время работал без спецодежды в Александровской шахте на третьем этаже, на глубине около 100 метров. В рудниках счёт этажей ведётся сверху вниз. Здесь впервые увидел подземный дом, где содержали каторжников и церковь, куда их водили молиться. В месяц зарабатывал до 280 рублей червонцами. Одновременно работал секретарём рудничного комитета комсомольской организации до 1924 г.
Летом в 1924 г. остатки меньшевиков Грузии, под руководительством Чолокашвили, подняли восстание против Советской власти. В результате этого я был снова мобилизован в Осетинский кавалерийский полк. Полк под командованием Санакоева Мате участвовал в подавлении и ликвидации меньшевистского мятежа в Меджврисхевском и Душетском районах. После ликвидации мятежа с октября 24 года по январь 1925 г. по командировке парткома учился в совпартшколе I ступени, одновременно работал секретарём партийной ячейки при школе.
В первых числах января 1925 г. нас двоих, Гассиева Сергея и меня, досрочно выпустили из школы и назначили секретарём райкома комсомольских организаций. И работал сперва в Ортевском районе вместе с Чочиевым Николаем, а пионервожатыми были Чочиев Миша и Чочиев Фёдор Захарьевич.
Последнее время работал в Дзауском районе. Одновременно работал членом райпарткома и обкома комсомола. Необходимо отметить, что в то время комсомольцы принимали активное участие в восстановлении и развитии народного хозяйства: строили школы, больницы, дороги, участвовали в ликвидации неграмотности и т. д.
В 1927 г. в августе, по командировке областного комитета партии, сдал вступительные экзамены в Коммунистический университет трудящихся Востока им. И. В. Сталина в Москве. Там учился до 1931 года. Одновременно с учёбой за всё время пребывания в университете работал секретарём факультетской парторганизации. Был пропагандистом Краснопресненского, Октябрьского районов г. Москвы: вёл рабочие кружки на станции Савельева на заводе им. Бойкова.
В первых числах сентября 1930 года выехал из Москвы в Среднюю Азию уполномоченным ЦК ВКП(б) по заготовке сельскохозяйственных продуктов. Вначале работал в Соятском и Карабекаульском районах Туркменской ССР. Народы Туркмении в своём развитии находились почти на уровне родового строя. Работать приходилось в исключительно трудных национальных условиях. С одной стороны, не зная языка и обычаев туркменов, и с другой – остатки великодержавного шовинизма, который царизм веками насаждал здесь, пока ещё сильно давали о себе знать. Крестьяне часто спрашивали моё национальное происхождение и долго не верили, что я не русский, почему-то они всех пришельцев называли русскими. Обычной пищей туркмен, которую они часто употребляли, являлись пресная лепёшка на пшеничной муке и дыня. Чарджуйские дыни вообще занимают первое место в мире. Пресной воды почти не пили. Сперва они съедали сахар, а потом пили зелёный чай (кок-чай). Сахар в сухом виде ели невероятно много, некоторые за 10 минут съедали целый килограмм сахара, так они его любили. Национальное праздничное блюдо туркмена – плов из баранины. После принятия пищи все без исключения по очереди курили кальян. Верхняя одежда у всех – без различия пола, была одинакова – пёстрые цветастые халаты с крупными рисунками. Только с лицевой стороны можно было разобраться в том, какому полу принадлежит данный субъект. Здесь в противовес таджичкам и узбечкам женщины ходили открыто без паранджи. Они наряду с мужчинами охотно вступали в беседу, вели себя свободно и непринуждённо. Вместе с этим необходимо подчеркнуть, что туркмены исключительно хороший и добродушный народ. Если вы войдёте в их доверие, они будут выполнять все задания и обязанности честно и добросовестно. В противном случае всякое мероприятие, проводимое с ними будет выполняться с большим трудом. Так обстояло дело в некоторых колхозах Туркменистана по заготовке хлопка-сырца, в том числе в колхозе им. В. И. Ленина в Соятском районе.
Колхоз им. В. И. Ленина располагал большим хлопководческим хозяйством. Но в силу плохой организации труда, а главное нарушения принципа материальной заинтересованности в колхозе, колхозники не выходили на уборку хлопка. В силу этого приходилось совершать подворные обходы и разъяснять дехканам-крестьянам полезность выхода их на работу, ибо хлопок высыпался и пропадал напрасно. Председателем колхоза работал некто туркмен, пожилой человек, заместителем – 25-ти тысячник Яковлев из Ленинграда, а главным агрономом работал украинец (забыл фамилию).
Однажды заместитель, агроном и я поехали верхом в третью бригаду, чтобы провести собрание колхозников по вопросу об уборке урожая. После собрания, возвращаясь в правление колхоза, по дороге нам встретился подозрительный всадник, который заметив нас сразу свернул в камыши. Я, оставив своих спутников на дороге (они отказались задержать его), погнался за ним, задержал его и вернул обратно в правление. Он оказался сыном председателя колхоза, который незаконно забрал в кооперативе мануфактуру и чай, предназначенные для выдачи колхозникам на трудодни, нагрузил на лошадь и хотел переправить куда-то. Обо всём этом тут же донёс секретарю Соятского райкома партии и оперуполномоченному. Впоследствии выяснилось, что председатель колхоза, его два сына, агроном и другие занимались контрабандой и вредительством в колхозе, за что все они в тот же вечер были арестованы органами госбезопасности. После этой чистки колхоза колхозники стали работать хорошо.
Наладив в колхозе дело со снабжением работников за труд промтоварами, переехал в Кора-Даринский район Узбекистана.
Узбеки своими древними обычаями до некоторой степени отличаются от туркменов. Здесь женщины ходили в парандже. За два месяца, несмотря на то, что часто по долгу службы приходилось разъезжать по колхозам, ни разу не приходилось видеть женского пола, кроме одной, которая работала председателем сельсовета. Её почему-то узбеки окрестили в мужское имя. Узбеки тогда жили в маленьких комнатах-кибитках без крыш, окон и дверей. В этих кибитках узбеки, сидя на земляном полу, с утра до вечера пили зелёный чай, тоже без сахара, который постоянно кипятили в чугунном чайнике на открытом огне, разведённом в квадратной яме почти в середине хижины. Четыре – пять человек, сидя вокруг этого огня, разговаривали без конца, брали маленькую фарфоровую чашку (пиалу) и после каждого глотка чая передавали её друг другу. Таким образом чашка всё время совершала кругосветное путешествие. От постоянного дыма стены кибитки сами по себе окрашивались в ярко чёрный цвет. В одно время мой проводник, и уполномоченный ЦК партии Узбекистана, некто Каримов, остался на приёмном пункте. Мы с председателем райполкома, разъезжая по сёлам, к вечеру приехали в одно село, где в одном доме застали человека четыре сидящих, как обычно, вокруг огня. Мы остались там ночевать. Хозяин дома принёс нам на ужин каждому присутствовавшему по лепёшке. После этого сытного ужина принесли маленький квадратный стол, высотой до метра и поставили над огнём, где чай кипятили. Потом каждый сидящий вокруг огня взял одеяло, конец его положил на стол и, не снимая с себя ничего, откатились назад как сидели. Получилось интереснейшая картина: веерообразный разноцветный круг вокруг только что горевшего огня. Я сняв обувь, тоже последовал их примеру, лёг в стороне, в углу. Ночь была прохладная, к утру мороз хорошенько пробрал меня. Утром, закончив свои дела в селе, вернулись обратно на приёмный пункт.
На следующий день с переводчиком пошли на приёмный пункт и по бригадам проверить ход уборки урожая. В одной бригаде мы застали около 20 человек мужчин без всяких дел. Я им стал по-русски объяснять необходимость ускорения уборки и сдачи хлопка, чтобы получить на трудодень больше предметов потребления. Неизвестно как всё это передал крестьянам Каримов, но они стали возбуждёнными, подняли крик, шум, кто палкой, кто кулаком начали угрожать, передвигаясь в мою сторону. Бежать от них некуда было, надо было разъяснять им как положено, чтобы они успокоились. Я сам, не повышая голоса, как будто ничего такого не произошло, попросил Каримова передать им, что они работают на себя и чем больше соберут хлопка, тем больше получат продуктов, иначе хлопок пропадёт без пользы. После этого толпа людей стала постепенно утихомириваться, принимая мирный вид.
Причиной такого явления в бригаде, как выяснилось в последствии был неправильный перевод Каримовым смысла моих слов крестьянам, будто я заставлял их собирать хлопать в своих интересах. После этого, во избежание подобных явлений, я отправил переводчика обратно в распоряжение ЦК КП Узбекистана.
Примерно к марту месяцу 1931 г. работа была завершена, и я, обросший бородой, вернулся обратно в Москву, чтобы закончить последний курс в ВУЗ-е. В 1931-м году, завершив учёбу, по решению ЦК ВКП(б) был зачислен в аспирантуру при том же университете на экономический факультет, где я стал заниматься исследовательской работой. Со мной также учились Дибагов, Теучуж, Радаев, Георгиев, Абаев Ладо, Адельханов Тигран, Кимирсен, Дарахвелидзе, Гассиев Виктор и другие. Одновременно работал заместителем секретаря факультетской парторганизации аспирантуры. Кроме этого, с 1930 г. работал преподавателем политической экономии в вечернем университете и на высших офицерских курсах ОГПУ в Москве.
В марте 1933 г. мобилизовали на работу в аппарат ЦК ВКП(б). В этой связи необходимо отметить, что научно-исследовательскую работу я полюбил, и мне не хотелось расстаться с ней. Но для члена Ленинской партии высшим долгом является честное и добросовестное отношение уставных положений партии. Поэтому приходилось, не считаясь с желанием, быть там куда партия посылала, если это стоило даже самой жизни – необходимо выполнить. Таков девиз коммуниста. Отсюда с марта по ноябрь 1933 г. работал лектором ЦК ВКП(б) в Грозном на нефтяных промыслах. В ноябре ЦК ВКП(б) командировал в Восточносибирский край в Черемховский угольный бассейн на работу по укреплению партийных организаций. Вначале работал редактором газеты «Черемховский рабочий», затем завотделом науки и культуры Горкома партии.
В тот период, в связи с разгулом фашизма, международное положение стало более напряжённым. Реакционные силы империализма всё больше и больше развязывали захватническую войну, особенно против Советского Союза. Вследствие этого 15 августа 1937 г. был мобилизован на партийную работу в Советской Армии. Работал пропагандистом, в чине старшего политрука, в 171 с. п. 57 стр. дивизии Забайкальского военного округа в Дацане.
В 1934 – 1939 годы наша страна переживала самые тяжёлые годы. Враги народа, под видом борьбы с троцкистами, бухаринцами и националистами, начали производить массовые аресты честных, преданных делу Ленина людей. Начиная от секретарей райкомов, председателей райисполкомов и кончая министрами; от командиров батальонов до маршалов Советского Союза, за редким исключением, все были репрессированы. Честному партийцу превратиться во врага своего родного народа почти ничего не требовалось; достаточно было выступить на партийном собрании, хотя бы с намеком, о плохой работе руководителя, как вас на следующий же день будут третировать как врага народа. А попал в эту категорию людей, естественно, от вас отвернутся все: товарищи, друзья, родные, и вот живи как дикий зверь. Трудно представить себе, как тяжело было на сердце.
В 1939-м году в октябре месяце я тоже попал в эту категорию людей. Меня после двадцатилетнего пребывания в партии исключили из партии, как врага народа. Восемь месяцев находился под следствием, и в мае 1940 года из-за отсутствия улик политуправление военного округа восстановило обратно в партию с оговорками. Видимо доклад товарища Жданова на ХУШ съезде нашей партии о персональных делах коммунистов возымел свою силу.
Международный империализм, как враждебная сила нового социалистического строя, опять стал открыто вооружённо нападать на Советский Союз. В 1938-м году японские милитаристы напали на нашу страну на Дальнем Востоке у озера Хасан, а в 1939-м году в Монголии в районе озера Буир-Нур.
В районе озера Буир-Нур, шестая Квантунская армия Японии решила захватить Монгольскую Народную республику, с последующим нападением на Советский Союз с целью оккупации нашей страны до Урала, согласно плану японских захватчиков. Однако японские милитаристы в этом бою получили сокрушительный отпор. Красноармейцы и монгольские солдаты – цирики, как всегда, мужественно боролись против захватчиков, уничтожая беспощадно военную силу противника. Однажды ночью цирики пробрались в палатку, где были военнопленные японские солдаты, и всех их перерезали. Шестая Квантунская армия японских завоевателей была разгромлена, её остатки бежали восвояси. Но международные империалисты этим не ограничились.
22 июня 1941 г. фашистская партия немецких монополистов, при активной поддержке империалистических держав, вероломно напали на нашу отчизну, нарушив мирный созидательный труд Советских людей. В стране всё было мобилизовано для фронта, во имя разгрома врага, который покушался на нашу независимость, пытался превратить свободных от эксплуататоров советских людей в своих рабов. В это время 216 артиллерийский полк Резерва Главного Командования находился на расстоянии пушечного выстрела от Манчжурской границы. Примерно в начале октября 1941 г. наш полк перебросили на фронт Солнечногорска, в направлении Калинина, куда прибыли во второй половине ноября. В этом районе немецким оккупантам был нанесён решительный удар. Противник, потеряв много убитыми и пленными, отступил на запад. Через месяц я обратно попал в Забайкальский фронт в 390 артиллерийский полк, где работал комиссаром артполка 56 армии. Оттуда в 1942 г. перевели в Даурию комиссаром 786 отдельного Разведдивизиона 56 армии, а через два года назначили заместителем начальника курсов младших лейтенантов по политчасти ст. Хоранор, 56 Армии. Одновременно за всё время службы в Красной Армии работал лектором на дивизионных курсах командного состава.
В начале августа 1945 г. по приказу Забайкало-Амурского Фронта маршала СССР Малиновского части Советской Армии перешли в наступление в Маньчжурию против шестой армии Японии, на помощь китайскому народу, боровшемуся свыше 20 лет с японскими захватчиками. Наша часть действовала в направлении Хайларского укреплённого района. Здесь около трёх дней происходили упорные бои с противником, японцы яростно сопротивлялись, но не смогли устоять против наступательного порыва частей Советской Армии. Сильно укреплённый район был окружен со всех сторон и взят штурмом. Части Квантунской армии в этом районе были уничтожены. Наступление Советской Армии на противника было настолько умело организовано, продумано во всех отношениях, что за каких-нибудь две недели боевых действий вся Квантунская японская армия перестала существовать, была разгромлена наголову частями Советской Армии.
В результате этого 3 сентября 1945 г. советский народ от японских милитаристов и клики Чан-Кай-Ши праздновал день победы над Японией. 853 миномётный полк 209 стр. дивизии, где я служил заместителем командира полка по политчасти, вернулся из Маньчжурии обратно на Родину с победой.
В 1946-м году в ноябре месяце демобилизовавшись из Советской Армии, я вернулся в родной край, Юго-Осетию. Однако долгое время я не мог попасть на работу. Дело в том, что в моем личном партийном деле было записано о моем исключении из партии как троцкиста. В силу этого напуганные троцкизмом руководители учреждений отказывали принять на работу. Какие странные порядки тогда существовали: человек воевал против врагов на фронтах, а в мирное время его лишают последнего куска хлеба – работы. 7 февраля 1947 г., наконец, с помощью зав. кафедрой госпединститута Кулумбекова Г. Ф., устроился лаборантом при кабинете марксизма-ленинизма. Одновременно читал лекции и проводил практические занятия по своей специальности на заочном секторе и на стационаре. В 1949-м году подал заявление в ЦК Компартии Грузии о предоставлении мне в ВУЗах преподавательской работы. Там меня заставили прочесть одну пробную лекцию преподавателям ВУЗов города Тбилиси.
В 1950 г. летом ЦК КП Грузии вызвал и утвердил преподавателем политической экономии, и с тех пор работаю в Юго-Осетинском госпединституте. Итак, через 14 лет (1930) мне удалось вернуться обратно на преподавательскую работу.
Работая преподавателем в институте, я стал заниматься научно-исследовательской работой. В результате этого написал диссертационную работу и представил в Московский университет на экономический факультет. 12 апреля 1963г., после обсуждения представленной работы, Учёный Совет университета присвоил мне учёную степень кандидата экономических наук.
Таким образом, мне пришлось в 60-летнем возрасте писать диссертацию и защищать на Учёном Совете. Со мной защищал учёную степень также Сперанский, молодой преподаватель с Урала. Товарищи шутя говорили: «Сегодня отец и сын будут защищать диссертационные работы для присвоения им учёной степени кандидата наук».
Кандидат экономических наук, Джиоев И. Н.
27 августа 1967 года.
г. Цхинвали